Ответило Ключевскому только эхо, да и то нечленораздельно. Ситуация попахивала откровенным идиотизмом. Непонятно было, кому и зачем понадобилось кормить незваных гостей и каких услуг собирались потребовать от нас местные обитатели.
— Ситуация напоминает мне спектакль «Аленький цветочек», — вспомнил о своем театральном опыте Марк. — Где-нибудь здесь в кустах прячется чудище, в смысле заколдованный принц. Между прочим, это чудище играл я. Благородного отца-купца изображал Аркадий Петрович Закревский.
— А Настеньку — госпожа Зимина?
— А что тут такого? — возмутилась ведьма. — Кому же еще играть Настеньку, как не мне?
— Так, может, вы вспомните роль и расколдуете местное чудище, — предложил я Анастасии. — В конце концов, оборотни — это ваша специализация.
— Вы, кажется, на кого-то намекаете? — нахмурилась Зимина.
— Я намекаю на вашего мужа, Артура де Вильруа. Вы в курсе, Бернар, что ваша избранница замужем?
Менестрель покраснел, а ведьма возмущенно фыркнула.
Вацлав Карлович вмешался в наш с Зиминой спор и предложил наведаться к воротам — вдруг они еще не закрыты? Увы, расчеты Крафта не оправдались. Выход был перекрыт наглухо. Все попытки Марка перескочить через ограду закончились ничем. Он натыкался на невидимое препятствие и неизменно возвращался в исходную позицию.
— Сдается мне, Чарнота, что роль Настеньки в этих умопомрачительных декорациях придется исполнять вам, — сказал Ключевский после очередной неудачи.
— Это с какой же стати? — удивился я.
— Так ведь это вы у нас Великий Магог и потенциальный победитель Великого Гога. Нам нужно попасть в град Катадж во что бы то ни стало, и сдается мне, что дорога туда начинается именно из этого странного места. Что там показывает ваш прибор, Вацлав Карлович?
— Подмигивает беспрерывно.
— Ну вот видите, Чарнота.
Я категорически отказался быть Настенькой, но после долгих уговоров своих спутников согласился на роль какого-нибудь Иванушки. Оставалось только найти подходящее чудище женского рода, дабы воздействовать на него любовными чарами.
Мы довольно долго гуляли по аллеям чудесного сада, вкушая экзотические фрукты — а они росли здесь почти на каждом шагу, — но, увы, ни одной живой души так и не обнаружили. Не было даже птиц, которые могли бы внести оживление в этот подозрительно прекрасный ландшафт. Сад, между прочим, был велик. Настолько велик, что мы так и не сумели дойти до его края, хотя шли вроде бы по прямой в течение добрых пяти часов.
— Надо было ехать верхом, — недовольно проворчал Марк, разглядывая цветочную клумбу.
— Боюсь, что толку от этого не было бы никакого, — вздохнул Вацлав Карлович. — Похоже, мы застряли здесь надолго, если не навсегда.
— Я проголодался, — пожаловался Марк. — Эй, слуги невидимые, накормите гостей!
Слуги так и остались невидимыми, зато мы все неожиданно увидели беседку, увитую зеленью, где для нас и впрямь был накрыт стол. Поскольку ахать по поводу здешних чудес нам уже надоело, то мы немедленно приступили к трапезе, благо было чем утолить разыгравшийся аппетит.
— Откармливают как на убой, — бросил небрежно Марк, обгладывая косточку какой-то райской птицы.
— Это вы бросьте, — возмутился Крафт. — Просто хозяйка всех этих владений, видимо, не только щедра, но и застенчива. Иванушке надо бы побродить по здешним тенистым аллеям в одиночестве. Глядишь, золотая рыбка и клюнет. А мы пока предадимся отдохновению, благо ночь уже вступает в свои права.
Слуги невидимые поняли намек Вацлава Карловича — и на месте роскошного пиршественного стола вдруг появились четыре воистину царских ложа под балдахинами. Да и сама беседка трансформировалась в довольно вместительных размеров павильон.
— А почему их только четыре? — удивился де Перрон.
— А потому, что Иванушка будет спать в другом месте, — объявила Анастасия, располагаясь на ближайшем ложе и задергивая полог. — Приятной всем ночи, господа.
— Вот вам и Настенька, — с досадой сказал я.
— Анастасия права, Чарнота, — похлопал меня по плечу Марк. — Ну, ни пуха вам, ни пера, удачливый вы наш.
Мне не оставалось ничего другого, как покинуть павильон и спуститься в залитый лунным светом сад. Будь я поэтом, непременно воспел бы в стихах это чудное место, но, к сожалению, я принадлежу к натурам прозаическим. Причем настолько прозаическим, что ночные прогулки мне противопоказаны, они навевают на меня скуку и тоску. Между тем я честно бродил по аллеям в течение часа, в надежде найти хоть одну родственную душу. Увы, на мой молчаливый призыв никто не откликнулся, более того, я, кажется, заблудился. Во всяком случае, когда я решил вернуться в павильон, то вдруг выяснилось, что путь назад мне заказан. На мой призыв никто не откликнулся — ни загадочная хозяйка чудесного сада, ни мои товарищи то ли по счастью, то ли по несчастью. Все-таки недаром один мой знакомый гоблин назвал это место обителью мертвых. Я, правда, был пока еще жив, но мир вокруг меня уже застыл в неподвижности. Ни тебе . освежающего ветерка, ни уханья ночной птицы.
Стоять на одном месте было глупо, ложиться на траву пока еще рано, поэтому я продолжил свой скорбный путь, поругиваясь сквозь зубы. Блеснувшая под лунным светом водная гладь привлекла мое внимание. Я вышел на берег озера и остановился. Место было вполне подходящим для отдохновения. Перед тем как прилечь на горячий песок, я решил окунуться, благо вода была теплой, словно парное молоко. Я разделся и всего-то успел сделать три шага к воде, когда вдруг услышал женский голос:
— Ты не боишься русалок, Великий Магог?
Я обернулся столь резко, что едва не упал. Впрочем, не исключено, что меня ослепил свет, исходивший от существа, только что обратившегося ко мне с вопросом. Я невольно прикрыл глаза рукой, но все-таки успел заметить, что более всего это существо похоже на птицу, хотя в ней каким-то непонятным образом проступали женские черты.
— Ты Сирин? — спросил я, осторожно отводя руку и щуря глаза.
— Да.
То ли мои глаза притерпелись к свету, то ли в моей собеседнице произошли серьезные изменения, но теперь женского в ней было куда больше, чем птичьего. Остались, правда, два огромных белых крыла вместо рук,, но тело уже избавилось от покрывавшего его минуту назад пуха.
— Тебя называют еще царевна-лебедь?
— И это правда, Великий Магог
— Почему ты называешь меня Магогом?
— Потому что твоим отцом был Великий Гог.
— Тот самый, что захватил град Катадж?
— Он взял его по праву. Но Гог погиб, и тот, кто ныне правит Катаджем под этим именем, самозванец. Зачем ты пришел к Свету, сын Гога и Ма?
— Мне нужен Грааль. А кто такая Ма?
— Твоя мать. Одно из моих земных воплощений. Я мать и жена всего славянского племени. Я, дающая жизнь, и я, забирающая ее.