Нордлэндский король действовал стремительно, как всегда. Уже через два дня после поединка, в котором так не повезло благородному Олегуну, блестящая кавалькада покидала Бург. Гарольд отправился в Приграничье налегке, возложив заботы по организации похода на сына Рагнвальда. Рагнвальд должен был выступить через неделю во главе четырехсот гвардейцев-меченых. Сделать это следовало без лишнего шума, не привлекая внимания. Поход решено было провести стремительно, в течение месяца, до наступления весенней распутицы.
Горданец Атталид клялся, что у достойного Санлукара все уже готово, разведаны даже самые короткие и безопасные подходы к Южному лесу. У Гарольда не было оснований не доверять Атталиду, тем более что и Фрэй Ульвинский, и Ингольф Заадамский писали ему о том же. Гаук Отранский взялся поставить необходимые припасы и свежих лошадей. Все складывалось более чем удачно, но в последний момент Гарольд заколебался, тяжелое предчувствие парализовало его волю. Еще немного, и он отменил бы поход.
— Там наш сын, Гарольд, — положила ему руки на плечи Сигрид. — Я и так ждала слишком долго.
Она была права: кроме долга перед страной у него еще был долг перед этой женщиной, перед самим собой наконец. Оттар, это ведь его, Гарольда, плоть и кровь.
Все, казалось, были рады предстоящему походу, кроме Ивара Хаарского, хотя он тоже должен был ликовать больше всех, ибо с каждым шагом серого в яблоках коня жених приближался к своему счастью. Грустная физиономия молодого ярла забавляла Гарольда — кажется, его дела с Эвелиной шли не слишком гладко. Девушка тоже выглядела на редкость печальной, впрочем, никто в Бурге и не видел Эвелину веселой. Недаром же ее жених столь усердно искал развлечения на стороне. Гарольд в шутливой форме выразил сочувствие молодому другу. Зеленые глаза Ивара блеснули весельем.
— Грусть, государь, — это признак большого ума. Взгляни, например, на достойного Атталида, более серьезного и умного человека я не знаю.
— Может быть, твой друг безнадежно влюблен?
Глаза горданца сверкнули бешенством из-под надвинутой на широкий лоб бараньей шапки. Гарольду оставалось только порадоваться собственной проницательности и поискать объект страсти достойного жреца Храма. Сигрид намекала ему в этой связи на Эвелину и, кажется, была права. Гарольд покосился на беспечного Ивара: этот, конечно, ничего не подозревает. Слишком уж добродушен ярл Хаарский, чтобы ждать коварства с данной стороны. А с достойным Атталидом ухо следует держать востро, он человек опасный.
— Чему ты улыбаешься, государь? Разве я не прав?
— Меня удивило, благородный Ивар, что ты не считаешь умным ни себя, ни меня. В этом году в Бурге не было более веселых людей, чем мы с тобой.
— Меня грела любовь, — серьезно сказал Хаарский, — а чему радовался ты, государь?
— Меня тоже грела любовь, — усмехнулся Гарольд. — А радовался я предстоящей удаче.
— А если удачи не будет? — лицо Ивара неожиданно стало мрачным. — Я бы не пошел на твоем месте в Южный лес.
— Почему?
— Потому что удача — девка капризная, а тебе в этом году уже повезло один раз. Нельзя испытывать судьбу дважды.
— Удача здесь ни при чем, Ивар. Побеждает всегда тот, кто упрямо движется к цели.
Зима в этом году выдалась малоснежной, дороги были проходимы и для обозов, и для всадников. Рекин прав — нынешний год самый удачный для похода. Все эти годы Гарольд не сидел сложа руки, как это думают многие. Четыреста мальчишек, отобранных достойным Кюрджи, выросли его стараниями в сильных воинов. Они уже показали себя с самой лучшей стороны в междоусобных войнах. Это король Гарольд обучил и снарядил их для главного в своей жизни похода. Пришла пора ставить точку в затянувшемся на века споре людей со стаей. А заодно король Нордлэнда сведет счеты с Черным колдуном, заплатив свои последние долги.
— До Хаарского замка рукой подать, — обернулся Гарольд к Ивару, — не пожелаешь ли навестить родные места?
Ивар не выразил по этому поводу восторга. Для него Хаарский замок — звук пустой. А когда-то его отец Ульф заплатил за обладание им страшную цену. Впрочем, Гарольду королевский трон обходится тоже недешево, и грехов на нем не меньше, чем на ярле Ульфе Хаарском.
Волк был рассержен, об этом говорили его нахмуренные брови и широкие шаги, которыми он мерил предоставленные им на двоих покои в старом замке Отран. Тор сидел в кресле и без большого дружелюбия посматривал на брата.
— Мне это не нравится.
— Вижу, — оскалился Волк. — Бегать за юбками во дворце доброго короля Гарольда — занятие куда более приятное. Ты едва не погубил все дело в Бурге, хотя тебе досталась не самая трудная роль жениха прекрасной Эвелины. Твоя постная физиономия плохо действует на Гарольда, а он далеко не дурак и, чего доброго, догадается о наших планах.
— Меня бы это не огорчило, — хмуро бросил Тор.
— Именно поэтому ты должен уехать.
— А Эвелина?
— Эвелина невеста Ивара Хаарского, а не Тора Ингуальдского, сержанта меченых.
Во взгляде Волка было что-то недоброе, и впервые это недоброе относилось к Тору. Волк очень изменился за последнее время, а может быть, это Тор стал другим.
— Нельзя служить всем сразу, Тор, или ты меченый, или...
— Или? — холодно переспросил Тор.
— Другого «или» для тебя не будет. Гарольд не на увеселительную прогулку собрался, он едет за нашими головами.
— Они не договорятся?
— Не думаю, — криво усмехнулся Волк. — Но это уже не наша с тобой забота.
— И почему в этом мире так много ненависти и так мало любви?
Волк с удивлением посмотрел на брата:
— Так уж он устроен.
— Но ведь мы живем в этом мире, почему же не пытаемся его изменить?
— Он был, есть и будет таким — холодным и жестоким, негостеприимным и чужим. Каждый должен держаться за свое, и тогда у него есть шанс уцелеть.
— А что в этом мире наше?
Волк побагровел от гнева, рука его опустилась на рукоять кинжала. Он даже в отношениях с братом готов был идти до конца.
— Уезжай, Тор, — сказал Волк глухо. — Я сам объясню Гарольду причину твоего отъезда.
Гарольд проснулся от скрипа ржавых цепей. Копыта коня дробно простучали по опущенному мосту, как будто чье-то испуганное сердце забилось вдруг гулко и часто.
— Ивар, — спокойно ответил Отранский на вопрос короля. — Мальчишке не терпится.
Гарольду тоже, видимо, не терпится, коли он подхватился ни свет ни заря. Все-таки они очень похожи, Ивар Хаарский и нордлэндский король. И не только внешне.
— Дурной сон, — объяснил Гарольд причину своего беспокойства встревоженной жене.
Сигрид не поверила. Было еще что-то, тревожившее Гарольда всю дорогу. Наверное, тяжкие воспоминания. Но ведь и Сигрид тоже нелегко, при воспоминании об Ожском замке у нее холодок пробегает по телу. Век бы не видеть эту серую кучу камней.