Станет ли он любить Кеннета так, как любит его она? Или в душе этого человека не осталось уже ничего живого, только мертвая пустыня, такая же безжизненная, как улыбка на изуродованных губах. Он отнял у нее Оттара и теперь уже никакими силами не вернуть потерянные годы, годы любви, годы страданий и отчаяния. А теперь она сама отдает ему Кеннета. Чтобы он и ему изуродовал душу. Будь он проклят, этот Рекин с его вечными проблемами. Зачем ей Лэнд, если у нее забирают сыновей. Она уедет — заберет завтра поутру Кеннета и уедет. И Оттара заберет тоже. Нет, она уедет сейчас, немедленно, потому что ей страшно в этом замке, она не выдержит ночи в этих стенах и сойдет с ума.
Ей вдруг почудились шаги у двери. Сигрид метнулась к засову, дрожа от страха и возбуждения. Запоры были на месте, да и шаги вроде бы стихли. А может, они ей только почудились. Отранский обещал ей защиту, но разве может человек защитить от дьявола. А кто защитит ее от мыслей и воспоминаний? Это ее прошлое, и от него уже не избавиться, как не избавиться от самой себя. Даже платье она не решилась снять, так и лежит одетая, с ужасом вслушиваясь в каждый шорох. Он не придет, он не посмеет...
Но он пришел, и Сигрид почувствовала его присутствие раньше, чем открыла глаза. Она пыталась закричать от ужаса и не смогла.
— Сигрид, — услышала она его голос и содрогнулась всем телом. Нет, это не сон, это не ужасный кошмар, от которого можно избавиться, освободиться, стоит только сделать над собой усилие. Это его рука лежит сейчас на ее груди, а у нее нет сил, чтобы отбросить эту руку прочь.
— Уйди, уйди, уйди, — она все-таки нашла в себе силы, чтобы прошептать эти слова. И замерла в ожидании. Но он не ушел и даже руки не убрал, удерживая в теплой ладони ее загнанное страхом сердце.
— Даже будущей королеве не стоит садиться на муравейник, — услышала она его веселый голос. Он помог ей раздеться тогда, как помогает это сделать и сейчас. Разве она опять села на муравейник? Что с ней происходит, и почему она так покорно подчиняется его властным рукам?
— Все будет хорошо, Сигрид.
— Нет, нет, нет, — ей кажется, что она кричит, но это только шепот, неспособный отпугнуть его губ. И страх уходит. И нет уже противной дрожи во всем теле. Тогда на лесной опушке ей было хорошо, а сейчас еще лучше, словно весь мир проникся любовью к Сигрид Брандомской. И она не захотела уклониться от этой любви.
Сигрид открыла глаза и вздохнула с облегчением. Ночь прошла. В ласковых лучах солнца ночные страхи казались почти смешными. Она вспомнила свой странный сон и усмехнулась. Или это был не сон? Ведь не было ничего тогда между ними в лесу. Бес был всего лишь мальчишкой, смешным и глупым. Она подошла к зеркалу и оглядела себя. Ей почему-то казалось, что она не раздевалась на ночь, но, возможно, это остатки ночных видений. Конечно же она разделась, отправляясь в постель, иначе просто и быть не могло. Настораживала только невесть откуда взявшаяся легкость во всем теле, словно кто-то смахнул волшебной палочкой с Сигрид напряжение и усталость последних месяцев. Сигрид закрыла глаза и вдруг почти физически ощутила прикосновение чужих губ к своим губам. Это не могло быть явью, это могло быть только кошмарным сном. Возможно, колдовством или наваждением. Но Сигрид Брандомская не намерена быть игрушкой в руках монстра, пусть не думает, что ему удалось сломить ее волю.
Шум за окном привлек внимание Сигрид. Отдернув портьеру, она осторожно выглянула наружу. Прыгнувший на камни мужчина выпрямился и воровато огляделся по сторонам. Она узнала его и догадалась, где этот человек провел ночь. Не зря же Оттар так настаивал на присутствии Эвелины в ее свите. Хотя скромной девице дальние путешествия уже, пожалуй, противопоказаны. Фрэй Ульвинский будет огорчен, узнав, что его дочь путается с меченым.
Что ж, поделом вору и мука.
— Наконец-то, — Сигрид недовольно покосилась на заспанных служанок. — Такое впечатление, что вам кто-то мешал спать этой ночью.
Служанки переглянулись, но промолчали. И в этом молчании было нечто насторожившее Сигрид, но углубляться к свои переживания она не стала, боясь обнаружить в чужих словах, взглядах и похихикиваниях подтверждение ночных страхов. Неужели эти негодяйки что-то видели или слышали?
— Только не разыгрывайте из себя скромниц. Минуту назад я видела известного вам молодого человека, который всегда пользуется окном в тех случаях, когда воспитанные и порядочные люди используют дверь. Это ведь ваше окно находится справа?
Конечно, она знает, что их комната находится слева, но этим девушкам не откажешь в сообразительности, и уже сегодня к вечеру неприятные слухи дойдут до ушей Фрэя Ульвинского. Месть, достойная торговки, а не благородной Сигрид. Но, как говаривал отец Бьерн Брандомский, иногда приходится довольствоваться маленьким кусочком, чтобы не подавиться большим.
Сигрид уже поджидали в большом зале Ожского замка. Когда-то во главе этого стола сидел ее отец, а теперь на его месте утвердился другой человек, при виде которого сердце начинает учащенно биться в груди Сигрид. Но хочешь или не хочешь, а придется сидеть рядом с ним. Его взгляд неожиданно привел королеву в смятение, и она ответила невпопад. Настолько невпопад, что брови владетеля Ульвинского взлетели чуть ли не к потолку, владетель Отранский откашлялся, а лицо прекрасной Эвелины залилось краской. Хотя, кажется, в последнем случае слова Сигрид были ни при чем. Красавец Тор появился в зале, и это привело в смущение его подругу.
Оттар много пьет сегодня и еще больше болтает. Он как-то рассказывал матери о Южном лесе и о стае, но рассказывал такими словами и с такими живописными подробностями, что даже видавшие виды буржские дамы краснели от смущения.
— Слово — это просто звук, — сказал он в ответ на замечание матери. — Я же не лезу к ним под юбку.
И на том, как говорится, спасибо. Но, кажется, в свой последний приезд Оттар изменил принципам и начал-таки пускать в ход руки. Вот и сейчас он слишком уж усердно обхаживает младшую дочь Фрэя Ульвинского. Бедная девушка не знает, куда глаза деть.
— Я прошу прощения у благородной Астрид и благородного Фрэя, — громко произнесла Сигрид. — Оттару негде было научиться хорошим манерам.
Владетели смущенно зашевелились на своих местах, отводя глаза. Но Сигрид была, довольна собой: ей удалось досадить сразу и Черному колдуну, и Фрэю Ульвинскому.
Сигрид вдруг встревожилась. Кеннета не было за столом, и она его не видела со вчерашнего дня.
— Кеннет во дворе замка, — отозвался на незаданный вопрос Бес. — Мальчику понравился вороной, которого я ему подарил.
Ей стало немного не по себе: неужели этот человек действительно умеет читать чужие мысли, но тогда Сигрид следует держаться от него подальше со своими грешными ночными видениями.
— Нетрудно было догадаться, — пояснил Бес. — Ты уже несколько минут ищешь сына глазами.
Будь он проклят, этот Черный колдун со своей дьявольской проницательностью. Ее бросало то в жар, то в холод. Она то мучительно краснела, вспоминая эти приснившиеся ей руки, то смертельно бледнела от мысли, что сидит за одним столом с человеком, убившим ее мужа и отца. Явь была не меньшим кошмаром, чем сон.