— Если не ошибаюсь, Феликс, ваш отец был видным психиатром, можно даже сказать, светилом в этой области? Он ведь погиб от рук хулиганов?
— Ну и что? — нахмурился я.
— Только не надо смотреть на меня зверем. Избить немолодого актера — много ума не надо. А вы ведь интеллектуал, Строганов. Аналитик. Знаток человеческих душ. И от отца многого нахватались, и в институте, насколько мне известно, учились просто блестяще. Но потом вы внезапно институт бросили. Рассорились с отцом. Почему вы рассорились с отцом, Феликс?
Если бы он в этот момент улыбнулся, то недосчитался бы многих зубов. Но губы его были крепко сжаты, а в пристально нацеленных на меня глазах не было и капли насмешки.
— Я не ссорился с отцом, господин Лузгин. У вас абсолютно неверные сведения. Просто разочаровался в профессии. Скажу больше, мне страшно не нравятся люди, которые лезут в мои семейные, абсолютно их не касающиеся дела.
— Нет, Феликс, речь идет не о семейных делах. Вы просто узнали, что ваш отец сотрудничал с КГБ, и вообразили, что он угнетал несчастных диссидентов. Кажется, была в газете статейка на эту тему, довольно гнусненькая.
— Ну и зачем вы все это рассказываете, господин Лузгин? Демонстрируете свою осведомленность?
— Нет, хочу, чтобы вы прониклись ситуацией. Я тоже работал на эту организацию. Правда, был самым обычным стукачом. Попался на спекуляции шмотками. Мог схлопотать большой срок. А человек я был молодой, с большим, как мне тогда казалось, театральным будущим. В общем, мне предложили, и я согласился.
— Вы хотите сказать, что Язон…
— Нет, не Язон и не Наташа. Этот человек пришел раньше.
— И вы испугались разоблачения?
Лузгин вдруг рассмеялся и смеялся долго, а мне оставалось только удивляться искренности этого вдруг прорвавшегося из чужих потаенных глубин смеха.
— Нет, Феликс. Я мог бы вам солгать и разыграть из себя жертву режима, но не буду этого делать. Мне действительно стыдно, но только за тогдашние, советских времен, муки совести. Я ведь чуть не спился тогда. Но если сейчас на заборе кто-нибудь аршинными буквами напишет: «Лузгин-стукач», я встану перед забором и буду принимать поздравления. Перед кем мне, скажите на милость, должно быть стыдно? Перед властью? Или перед нашими замечательными интеллигентами? Они ведь сначала мифы создавали, получая за это деньги и звания, а потом сами же эти мифы принялись разоблачать, и тоже не даром. Потрясающий кульбит, оцените, Феликс! Мир еще ничего подобного не знал. Они ведь мошенники! Кидалы! Они кинули народ и остались с барышом. Деньги, Феликс, и только деньги. Мне хорошо заплатили, и я согласился. Это я забрал у Лабуха эскизы, но у меня не поднялась рука, чтобы его убить. Не рожден я киллером. А Лабуха все равно не оставят в покое, он слишком много знает.
— А что он знает?
— У меня нет полной уверенности. Я крупно провинился перед боссом, и в качестве отступного от меня потребовали жизнь Лабуха. Он что-то видел. Какую-то вещь. Давно. Еще до появления Язона в нашем городе. Не знаю, у кого, не знаю при каких обстоятельствах, но видел. К тому же Сашка был в хранилище. Или около него. Словом, лишние знания вредят спокойному сну и здоровью.
— Лабух знает местоположение хранилища?
— Нет, конечно. Его привезли туда смертельно пьяного и с завязанными глазами. Я думаю, что кто-то дорвался до тайного схрона и теперь ведет очень крупную и очень кровавую игру. Там ведь очень большие ценности, Феликс.
Странная история. Причем чем дальше, тем страннее. Разумеется, Лузгин рассказал мне далеко не все из того, что знал. Но по лицу было видно, что больше и не скажет. И пусть в его осторожном рассказе концы не сходились с концами, но ясно было одно: у кого-то сдали нервы. Возможно, у Главного Хранителя сказочных сокровищ. Кругом соблазны, а он сидит, как скупой рыцарь, на сундуках с золотом, не имея возможности потратить хотя бы копейку. Тут, пожалуй, у самого стойкого человека может съехать крыша. Тем более что нет уже ни страны, которая доверила ему эти сокровища, ни организации, которая его заботливо опекала. Видимо, даже ревизоры в последнее время не появлялись. И Главный Хранитель вполне мог предположить, что все, кто знал о схроне, а знали наверняка считаные люди, либо уже умерли, либо отправлены в мир иной с чужой помощью. Конечно, он мог бы сдаться властям, оговорив для себя в качестве комиссионных определенный процент, но, наверно, у него не было уверенности, что выплатят ему эти комиссионные золотом, а не свинцом. Ибо наше замечательное государство уж очень ненадежный партнер, когда дело касается серьезных и тайных сделок. Во всяком случае, доведись мне, я бы от сделки с государством уклонился. И Главный Хранитель решил сыграть по маленькой. Однако, похоже, просчитался.
— Как фамилия человека, поручившего вам убрать Лабуха? — глянул я на актера.
— Я вам назову его, но только после того, как вы обеспечите мне безболезненный уход со сцены.
— Вам ведь приходилось, господин Лузгин, играть покойников?
— На этот счет можете не волноваться. Грим я беру на себя. За вами киллер и тело, которому я с легкой душой могу передать свои документы.
Киллер у меня был. Молодой человек по имени Коля дремал в кресле и, кажется, даже не прислушивался к нашему с Лузгиным разговору. Впрочем, если и прислушивался, то невелика беда. Вряд ли он что-нибудь понял в делах, которые вершили великие мира сего, не считаясь ни с законом, ни с моралью. Информационное освещение прискорбного события я собирался поручить Виктору Чуеву. Но мне нужно было тело. С покойниками в большом городе проблем не бывает, но необходим был безымянный покойник, которого не будут искать безутешные родственники.
В принципе я знал, где его найти, но хорошо понимал, что это мне будет стоить немалых денег.
Вернувшийся Лабух был слегка шокирован тем, что я вновь собираюсь их покинуть, не отведав разносолов, которые он раздобыл в окрестных магазинах.
— Присматривай за Колей. Я не думаю, что он настолько глуп, чтобы бежать от десяти тысяч долларов, но все-таки.
С Чуевым я договорился па телефону. Кажется, он завалился спать и уж, наверное, с Верочкой, хотя стрелки часов едва перевалили одиннадцать ночи.
— У тебя, старик, завышенные претензии к моей скромной персоне. Где я тебе возьму телеоператора среди ночи.
— Это твои проблемы, — отрезал я. — Жду твою телебригаду в морге.
— Где? — ахнул Витька. — Ты что, с ума сошел?
— Вероятно. У меня все.
Труп мне должен был обеспечить Сеня Калягин. Мы учились с ним в институте, но в отличие от меня он его закончил и получил очень завидную и гуманную профессию патологоанатома. Ну а если без дураков и шуточек, то действительно нужную профессию, хотя и не для неврастеников.
— Ты, Феликс, соображаешь, что просишь? Это же верная статья в УК.
По равнодушному и даже немного сонному лицу Калягина не было, однако, заметно, что он этого грозного УК испугался. На мой взгляд, Сеня от природы был бесстрашен, иначе не подался бы на столь ответственную и жутковатую должность. Сам я к покойникам отношусь более трепетно. К счастью, разговор мы вели не среди трупов. В небольшом кабинете, где принимал меня мой давний знакомый, никаких устрашающих атрибутов не было. Свой гадский расчет я делал на стесненные жилищные обстоятельства сокурсника. Калягинская квартира была настолько мала, что с трудом вмещала его многочисленное семейство, включающее в себя кроме супруги и двоих детей еще и тещу с тестем.