– Бытовой перелом… – прокомментировал я, и метнулся в сторону – из кустов, явно на помощь товарищу, выскочило еще одно чудо с мечом и оказалось симпатичной испуганной девчонкой, вооруженной клинком, с которым она вообще не знала, что делать!
Видимо, поэтому лезвие, опускаясь, чуть не врубилось в грудь ее же соратника – пришлось подставить свой меч, чтобы заблокировать неловкий удар: я вдруг засомневался в том, что эта парочка имела какое-то отношение к тем крикам, которые заставили меня напрячься. Уж очень растерянной выглядела девица, да и парень, бросившийся на меня, не оставлял впечатление насильника…
В это время где-то сзади хрустнула ветка. Девушка с мечом взвыла, бросилась на меня, но я, сбив ее с ног, бросился назад, к своим ребятам: сквозь кусты к ним ломилось человек тридцать. И не с подарочными наборами, как выразился бы Глаз…
Первый удар гошшарцев приняли на себя Эрик и Хвостик: четверо самых шустрых солдат умерли, не успев сообразить, что уже выбрались на дорогу. Через пару секунд в бой вступила Оливия – как обычно, схватившись за перевязь с метательными ножами.
Даже в состоянии джуше, в котором я пребывал, ее руки двигались очень быстро. Метать клинки так, как она, было безумно сложно – без подготовки, на любой дистанции, в движении. По противнику, тоже не стоящему на месте… За то время, которое мне понадобилось, чтобы добежать до места схватки и скользнуть на свое место в боевой тройке, она раскидала все двенадцать ножей и ни разу не промахнулась!
…Беата сместилась в сторону, как только почувствовала мое приближение. Оказавшись на своем любимом месте, я мигом перехватил инициативу и метнулся к пытающимся организовать какое-то подобие строя солдатам: поняв, что взять нас нахрапом не удастся, их командир заревел, как раненый вепрь, подавая команду «строиться». Увы, скорости, с которой мы способны передвигаться, он себе не представлял. Поэтому даже не успел приподнять свой меч, чтобы заблокировать атаку моей сестры:
– Зачем орать-то? – возмутилась она, дотянувшись до ее шеи и снова вернувшись в строй. – И без тебя шумно…
– Проба голоса… Местный Робертино Лоретти… – недовольно прокомментировал Глаз, как обычно, старающийся прикрывать жену со спины, но крайне редко успевающий реагировать на ее маневры.
– Ля-ля – потом… – буркнул я, поворачивая тройку вправо – метрах в десяти семеро слегка растерянных солдат все-таки успели собраться в какое-то подобие строя. Правда, при отсутствии у них щитов это нас беспокоило не особенно, но давать им возможность почувствовать моральное преимущество в мои планы не входило. В планы Беаты, судя по всему, тоже – оказавшись во главе угла, моя буйная сестрица прошла сквозь строй, как нож сквозь подогретое в микроволновке масло. Умудрившись дотянуться только до одного солдата, не «осчастливленного» ее вниманием, я вдруг понял, почему на меня периодически ругался Угги – двигаться за лидером тройки оказалось похоже на прогулку: четкие перемещения и редкая-редкая работа мечом…
– Вовка, достань вон того уродца, который ломится в кусты! – рявкнула Беата, развернувшись.
– Как?… – в два прыжка оказавшись за спиной пытавшегося сбежать с поля боя гошшарца, хихикнул Вовка. – Он уже умер!
– Я имела в виду убей! – расхохоталась Хвостик. – А не езди по ушам…
– Ну так бы сразу и сказала… А то я чуть не расплакался, что потерял собеседника…
– Эй, клоуны! Харе трепаться! – прислушиваясь к лесу, рявкнул я. – Эрик, Вовка – за мной! Дамы и Шакра – тут!
– Эй, а вы куда это, а? – возмутилась Беата. – А я?
– Пойдем, посмотрим, что наворотили эти уроды… Вроде бы там есть кто-то живой… – буркнул я, и, стряхнув кровь с мечей, вломился в кусты…
…Небольшая поляна, на которой устроил привал караван из десятка повозок, после нападения гошшарцев производила крайне тягостное впечатление. И не из-за трупов защитников каравана – к этому делу давно привык даже Щепкин. Злило другое – солдаты Завоевателя, вырезав всех мужчин и изнасиловав женщин, что, в общем-то, на войне тоже не было чем-то особенным, принялись глумиться над жертвами насилия: отрезали им груди, резали животы и так далее… Увидев первую же жертву их извращенной фантазии, я почувствовал, что зверею, – на изувеченное тело молодой девушки, распластанное на земле, было страшно смотреть…
– Убью с-с-суку!!! – зашипел Вовка и метнулся в сторону одного из двух оставленных для присмотра за добычей солдат: гошшарец, не заметив нашего появления, деловито насиловал хрипящую от боли женщину…
Эрик бро??ился за вторым, оказавшимся более внимательным… Через мгновение с ними было покончено: Щепкин, злобно глядя на истекающее кровью тело, лишенное им всех четырех конечностей и мужского достоинства, пинал его в бок и крыл матом, а Эрик, развалив своего противника пополам, растерянно оглядывался по сторонам в поисках выживших мирных жителей…
– Эту надо добить… – пробормотал он, присев около тела бледной от потери крови девицы лет пятнадцати, которой уроды гошшарцы, отрезав обе груди и разворотив живот, кое-как прижгли факелом страшные раны… – Не выживет…
Девочка смотрела в небо остановившимся взглядом и даже не стонала. Заглянув ей в глаза, я ужаснулся – в них плескалось какое-то запредельное безумие…
– Я сам… – подняв на ноги растерянного парня, сказал я. – Иди, поищи тех, кто выживет…
…Из сорока двух человек, решивших провести ночь на этой поляне, еще дышало четверо. Женщина лет сорока, получившая скользящий удар по голове, и, видимо, поэтому принятая солдатами за труп. Семилетний парнишка, спрятавшийся в куче тряпья и не найденный убийцами. И две девушки чуть постарше Оливии, чудом пережившие изнасилование. Еще четверых пришлось добить. Оставив Маару – так звали старшую, – приводить выживших в порядок, мы, злые как собаки, вернулись к оставленным на дороге Беате, Оливии и Шакру.
Расспрашивать нас об увиденном Оливия, стоящая на дороге, не стала – видимо, того, что она прочла по нашим лицам, оказалось предостаточно. Да и вид Щепкина, добивающего немногих тяжелораненых солдат, пытающихся изобразить трупы, был даже слишком красноречив.
– Хвостик там, в кустах, расспрашивает девушку… – буркнула она.
Я тихонько скользнул в заросли, непонимающе оглянувшись по сторонам: насколько я помнил, мальчишку я завалил на дороге…
– …Майке Огненная Грива… – назвалась де– вушка.
– Красиво… Но длинно… – улыбнулась Беата. – Рыжик! Масть у тебя и правда ничего… Сколько тебе лет, девочка? Как тебя угораздило выйти замуж прямо из пеленок? Сидела бы дома, рядом с мамкой, и играла бы в куклы…
– Замуж? – про себя удивился я, а потом усмехнулся: причина, по которой эта девчушка бросилась на защиту своего благоверного, стала ясна как день.
– …Четырнадцать зим! – шептала рыжая дев– чушка, поглаживая руку лежащего перед ней парня. – А мамы у меня уже нет… И отца… Всей деревни нет…
Рассказ об их злоключениях я слушал впол– уха – меня больше интересовало моральное состояние злобного, как бультерьер, Вовки, но стоило мне услышать фразу про арбалеты без лука, стреляющие «очень далеко», и про людей в зеленом, «способных видеть ночью», как я забыл про Щепкина и превратился в слух…