Ноги принадлежащего гному пони были короче, чем ноги наших лошадей, однако он был моложе и питался куда лучше, поэтому Кимли не отставал.
Преодолев небольшой подъем, мы остановились. Туман двигался на нас, было видно, что он простирается глубоко в лес, так что сворачивать с дороги нам не стоит. От тумана мы не избавимся, зато потеряем в скорости.
— Если мы будем продолжать в том же духе, то загоним лошадей насмерть еще до рассвета, — сказал сэр Реджи.
— Да, — согласился гном.
— Другие предложения есть? — поинтересовался я.
— Нет! — крикнул сэр Реджи и пришпорил коня.
Мой скакун нес самый большой вес, поэтому не было ничего удивительного, что он скопытился первым. Через два часа нашей бешеной скачки он остановился и более не сделал ни шагу, как я его ни пришпоривал. Ноздри его раздувались, бока, вздымавшиеся в тяжелом дыхании, покрылись пеной.
Сэр Реджи развернулся и поскакал ко мне. Одним движением он выскочил из седла и оказался рядом.
— Эта кляча не сделает больше и шага, — сказал сэр Реджи. — Садись на моего коня.
— А ты?
— Ни одна из оставшихся кляч не выдержит двойного веса, тем более при такой скорости, — сказал он. — Я побегу рядом.
И он действительно побежал, держась рукой за мое стремя. Я никогда не думал, что человек может составить конкуренцию лошади в скорости передвижения. Но раньше я не знал сэра Реджи.
Пони сдался на рассвете. Он рухнул на бок и остался лежать бездыханным. Мой новый конь недалеко от него ушел, мы бросили и его тоже. Туман приближался.
Светало, и мы смогли рассмотреть бесплотного врага.
Туман был серым, с каким-то серебристым отливом цвета металлик, как у породистого «мерседеса». Облаком кубической формы он плыл по дороге и по лесу, своими прямыми линиями отвергая любую мысль о естественном, природном происхождении. И надвигался он быстро, с неотвратимостью судьбы и неумолимостью смерти. За ним не оставалось ничего, кроме пустой земли, он словно поглощал деревья, траву, плодородный слой почвы. Поглотил он и животных, оставленных нами на дороге, словно жертвоприношение древнему и жестокому богу.
Мы задыхались, особенно тяжело приходилось грузному и кряжистому гному. Бежать уже не было сил, мы просто переставляли ноги по дороге, спотыкаясь почти на каждом шагу, и скорость наша не сделала бы чести и черепахе со сломанной ногой. Туман приближался.
Я остановился. Разумом я понимал, что остановка равноценна самоубийству, но тело просто отказывалось двигаться дальше. Наверное, те же чувства испытывали наши скакуны. Кимли остановился через два шага после меня.
— Идемте, — сказал сэр Реджи.
— Нет, — Я покачал головой. — Мы не смогли оторваться от него на конях, пешком мы тем более не уйдем.
— Не всякую опасность надо встречать лицом к лицу, — сказал сэр Реджи. — Иногда более мудро отступить. Мы ведь даже не представляем себе, с чем столкнулись.
— Как долго еще мы сможем отступать? Еще немного, и мы свалимся бездыханными, как наши лошади, — сказал гном.
По лицу сэра Реджи было видно, что лично он способен уйти еще очень далеко и сдерживает скорость только из-за нас. Поистине ничто не властно над Парящим Ястребом Кантарда — ни мечи, ни магия, ни само время. Но я таким не был.
До тумана осталось около двадцати метров, когда я повернулся к нему лицом и обнажил меч, сам удивляясь своему поступку. Лезвие Валькирии горело ясным светлым огнем. Свечение моего меча передалось молоту гнома и клинку сэра Реджи, который был вынут из ножен последним.
Туман накатил на нас и накрыл с головой. Он бы липким и вязким, опадал на наши тела, и каждая капля причиняла жжение и боль, словно сутью тумана была кислота. Я сразу потерял из виду своих спутников. Туман гасил звуки и сковывал движения. Я рубил туман своим светящимся мечом, словно был охвачен безумием, и лезвие Валькирии прочерчивало в плоти тумана горящие линии. Я кромсал туман на части, колол, рубил и резал, сражаясь с невидимым противником, танцуя безумный танец, каждое па которого могло завершиться смертью.
Я не знаю, сколько это продолжалось. Туман поглотил не только меня и моих спутников, он поглотил время и пространство, отправил нас в мир призраков. Но я не заканчивал своего танца, не останавливался ни на миг, потому что знал: стоит мне остановиться, сдаться, и мне никогда не выйти на свет.
Мы выстояли, хотя я до сих пор не понимаю, как нам это удалось. В один момент, когда мне уже начало казаться, что туману не будет конца и что остаток своей жизни я проведу в этой борьбе, туман спал и лучи солнца осветили дорогу. Мои спутники, живые, хотя и совсем не невредимые, отыскались рядом, буквально в паре шагов. Вид их был страшен, одежда разорвана или растворена туманом, корка засыхающей крови покрывала тела, оружие их светилось остаточным огнем. Наверное, и я выглядел не лучше. Мы стояли посреди пустыни, образовавшейся на месте когда-то могучего леса.
Не сговариваясь, мы убрали оружие и пошагали прочь от этого проклятого места. Мы устали, но никто из нас не хотел останавливаться на привал здесь.
Лишь отойдя на порядочное расстояние, мы попадали на землю и заснули мертвецким сном, не потрудившись даже выставить часового. Приспешники Темного Властелина могли бы взять нас голыми руками в тот день, но никто не потревожил наш сон. Противник, а я не сомневался, что туман был отправлен Темным Властелином, слишком полагался на свою магию и не потрудился продублировать волшебный туман человеческим подкреплением.
Проснулись мы только вечером, чувствуя себя вымотанными до предела. Время поджимало. Колодец Хаоса не будет ждать, пока мы окончательно очухаемся. Мы привели себя в порядок, насколько смогли, и отправились дальше.
Запасы провизии и воды были потеряны вместе с лошадьми, поэтому нам пришлось обойтись без завтрака-ужина. Голодные и усталые, мы шагали по дороге. Путники окидывали нас удивленными взглядами, к их удивлению примешивался испуг, и они ускоряли ход, чтобы побыстрее оторваться от нашей тройки. Как назло, по пути не попалось ни одного трактира или придорожной гостиницы. Леса, наверное, кишели дичью, но у нас не было ни времени, ни сил охотиться.
Мы шли. Я закрывал глаза, но все равно видел дорогу под ногами, переставлял отказывающиеся слушаться ноги плелся за своими спутниками.
Гном сдавал. За последние дни он потерял добрую четверть своего веса, и одежда висела на нем складками. Но глаза его горели несгибаемым упрямством.
Я чувствовал, что и сам потерял в весе. Заныла рана нанесенная мне Тонкаром, ноги превратились в ходули, каждый шаг давался с огромным трудом и усилием воли. Я понимал, что так мы долго не протянем.
Даже по железному сэру Реджи было видно, что он устал. Походка потеряла былую упругость, движения, некогда плавные и грациозные, как у хищника из семейства кошачьих, стали резкими и неровными.