К упоминанию «мусора» милиционер отнесся на удивление индифферентно.
— Петр Иванович Сидоров, старший оперуполномоченный центрального городского райотдела, — представился он, достал удостоверение и предъявил. — А вы — Денис Павлович Егоршин?
— Да, Егоршин. Что тебе надо?
— Для начала — чтобы вы перешли «на вы», Я все-таки при исполнении.
Я поморщился и окинул его оценивающим взглядом. Странный какой-то милиционер, вежливый не в меру. Таких не бывает.
— Зато я не при исполнении, к тому же у себя дома. И мне твое исполнение до лампочки. Или у тебя имеется ордер?
— А что, есть причины для ордера? — удивился Петр Иванович. — Нет, ордера нет. Хотел задать несколько вопросов, касающихся одного лица, с которым вам довелось встречаться. Но если вы не хотите впускать, тогда вызову в райотдел по повестке.
Он развернулся, чтобы уйти.
Приходить по повестке я не желал. Отделение милиции не то заведение, куда ходишь с охотой. Часа три как минимум придется потратить.
— Ладно, заходи... — буркнул я, снял цепочку и открыл дверь.
Однако старший оперуполномоченный тоже проявил норов.
— Либо «на вы», — сказал он, — либо в мой кабинет по повестке и там уж точно «на вы».
— Хорошо. Заходи... т-те...
Он вошел, снял полушубок, шапку, повесил на вешалку и прошел в комнату, куда я пригласил его жестом, избегая обращаться «на вы».
— Прошу, — указал ему кресло, а сам сел на тахту. — Чем обязан?
Прежде чем ответить, Петр Иванович осмотрелся, иронично поджал губы, но ничего по поводу моего жилья не сказал. А что можно сказать? Весьма непрезентабельная обстановка.
— Вы ведь кукольный мастер? — спросил он, проигнорировав мой вопрос.
— Я — безработный.
— Ну-ну, зачем же так? — покачал головой Петр Иванович. — Хотя кукольного театра уже нет, но вы по-прежнему мастерите кукол и продаете их. Не правда ли?
Я нахмурился. Разговор начинал приобретать неприятную направленность. Но разве с милицией можно когда-нибудь говорить на приятные темы?
— Согласно постановлению городской Думы с творческих работников: художников, скульпторов, мастеров ремесленных искусств — налог не берется. Также нам бесплатно предоставлено место для выставки-продажи своих произведений в сквере Пушкина. Неужели что-то изменилось?
— Нет-нет, что вы, — пошел на попятную Петр Иванович. — Все по-прежнему в силе... Я просто уточнял род вашей деятельности.
— Зачем?
Он опять проигнорировал вопрос. Обучают их, что ли, не слышать вопросы?
— Вам знаком этот человек? — сказал он, доставая из кармана фотографию.
— Нет, — ответил я, даже не взглянув.
Петр Иванович понимающе усмехнулся.
— А по нашим данным, именно ему вы три дня назад продали куклу Буратино.
Пришлось посмотреть на фотографию. На снимке, сделанном в морге, было запечатлено тело обнаженного человека среднего возраста с ярко выраженными трупными пятнами на теле.
— Никогда его не видел, — повторился я.
— Полноте, Денис Павлович, в кармане пальто этого человека найдена кукла вашего изготовления.
— Мой покупатель был в темных очках, а лицо так закутано шарфом, что наружу торчал только нос. А вы мне показываете голый труп.
Петр Иванович кивнул и достал следующую фотографию.
— Этот?
Вторая фотография была точь-в-точь, как в газете «Город». Вероятно, следователь и предложил ее опубликовать, преследуя какие-то свои цели. Скорее всего, и статейка в газете была инспирирована следственными органами: смерть бомжа — рядовой случай, чтобы о нем писать.
— Похож, но не он.
— Точно? — удивился Петр Иванович.
— Абсолютно.
— Почему вы так уверены? Именно у этого человека мы обнаружили в кармане вашу куклу.
— Несмотря на все это, — я мстительно обвел рукой обстановку в комнате, — газетки иногда почитываю и знаю, что на фотографии труп человека, умершего задолго до того, как я продал свою куклу. А я атеист и не верю в жизнь после смерти. Неужели в милиции думают иначе? Тогда труп надо спрыснуть святой водичкой, чтобы не шастал по городу и не тревожил умы оперуполномоченных.
— Ершистый вы, однако, человек, — заметил Петр Иванович.
— Какой есть, — отрезал я. — Не люблю, когда ценя беспокоят по пустякам.
— Кстати, — он спрятал фотографии в карман, — кроме вашей куклы при трупе было обнаружено четыре тысячи двести долларов сотенными купюрами. Сколько вам заплатил покупатель?
— Сколько бы ни заплатил, все мои. Я делаю своих кукол и продаю абсолютно на законных основаниях.
— По имеющимся у нас данным, вы получили за готовую куклу триста долларов и еще пятьсот как задаток за следующую куклу. Не многовато ли?
— Некоторые за пасхальные яйца платят по двадцать миллионов, и никто не удивляется.
— Так то ж Фаберже! Ювелирных дел мастер. Звучит!
— А я — Егоршин. Кукольных дел мастер. Не звучит?
Петр Иванович неопределенно покрутил головой.
— Или что — доллары фальшивые?
— Нет, не фальшивые. Но есть версия, что они похищены из пункта обмена валюты. Придется деньги сдать — увы, такова процедура следствия. Я напишу расписку.
— Что?
От подобной наглости у меня перехватило горло, и я закашлялся.
— По окончании следствия деньги вам вернут.
— Ну дела! — Я делано расхохотался. — Рэкетиры не трогают, а родная милиция готова ободрать как липку! Если бы у меня что-то и осталось, то сдал бы только по постановлению прокурора, понятно?!
— Куда же вы их потратили?
— Долги отдал! Еду купил.
— Еду... — иронично усмехнулся оперуполномоченный. — На все?
Я хотел отрезать: «Не ваше дело!», но вспомнил, что твердо решил не обращаться к нему «на вы».
— Нет, не на все. Еще и занимать пришлось.
— Так-так... Это называется воспрепятствованием следствию. Не боитесь, что мы можем создать вам невыносимые условия существования?
— Боюсь?! — Наглое заявление окончательно взбесило меня. — Я свое отбоялся. А потом, — здесь я снова обвел рукой комнату, — куда уж невыносимее?!
Словно в подтверждение моих слов на лоджии что-то со стуком упало с верстака и как бы покатилось по полу. Очень похожий звук, но я догадался, что это дробный стук деревянных башмачков быстро бегущего Буратино.