— Вы не один? — удивился Петр Иванович, оглянулся на лоджию, но за шторами ничего рассмотреть не смог.
— Гы-гы, ха-ха, хи-хи! — угрожающе долетело с лоджии.
— Кто у вас там?
Я лихорадочно соображал, что ответить.
— Насколько знаю, — медленно, с расстановкой начал я, — из морга было похищено два трупа. Второй пока не обнаружен?
— Нет, — впервые ответил на мой вопрос Петр Иванович.
— Он там, — авторитетно заверил я, кивнув на шторы.
Оперуполномоченный понял издевку, лицо его побагровело, но он сдержался.
— Можно посмотреть?
— Нет.
— Любопытно все-таки...
Он начал подниматься с кресла, чтобы по ми-лицейской привычке нагло проигнорировать запрет и направиться на лоджию, но я опередил его и встал поперек дороги.
— Посмотреть можно только с санкции прокурора! — бросил ему в лицо.
С минуту мы сверлили друг друга взглядами, и он первым отвел глаза в сторону.
— Нельзя так нельзя...
— Больше вопросов ко мне нет?
— Пока нет.
— Тогда попрошу пройти к выходу, — корректно предложил я, хотя так и хотелось гаркнуть: «Пшел вон!»
Петр Иванович не стал возражать, вышел в прихожую, начал одеваться. Я открыл входную дверь.
— До скорого свидания, — многообещающе сказал он, выходя на лестничную площадку.
Я ничего не ответил, захлопнул дверь и поспешил на лоджию.
Буратино исчез. На верстаке лежала выдранная из туловища «хохоталка», а самой куклы не было видно. Я поискал глазами по всем закоулкам мастерской, но нигде не обнаружил «самоходячей» марионетки. За милиционером, что ли, выскользнул Буратино из квартиры? Похоже, решил повторить приключения своего литературного прототипа...
Я взял «хохоталку», повертел в руках и только тогда заметил на верстаке написанные карандашом корявые строчки:
«Придумай вместо этой безделушки такое устройство, чтобы я мог говорить».
Несмотря на корявые строчки, мой Буратино, в отличие от литературного героя, мог писать, и писал к тому же грамотно. А небезупречность почерка простительна: кукле орудовать карандашом — все равно, что мне бревном писать.
Вначале я растерялся. А что делать, если объявится покупатель? Возвращать деньги? Или мастерить новую куклу? Но из чего — ни материала заказчика, ни стеклянных глаз у меня не было. Однако, поразмыслив над запиской, я решил, что Буратино вернется — иначе зачем просить придумывать для него голосовые связки?
Тут я поймал себя на мысли, что начинаю думать так, будто все случившееся сегодня вполне естественно. Сумасшедшие тоже искренне полагают, что контактируют с марсианами. Мало того — уверены в контакте. Может, и у меня крыша поехала? Самому очень сложно адекватно оценить подобную ситуацию — сошел или нет человек с ума, видно только со стороны. Но как тогда расценивать визит старшего оперуполномоченного центрального городского райотдела? Оживший труп и ожившая кукла — явления одного порядка. Или оперуполномоченный — такой же плод моего больного воображения, как и оживший Буратино?
Чтобы привести мысли в порядок, я занялся домашними заботами. Давно пора — в квартире полный бедлам, да и есть нечего. Сварил большую кастрюлю борща — дня на три-четыре, если не прокиснет, — потушил печень, а затем принялся за уборку квартиры. Возился долго, но разговор с оперуполномоченным никак не шел из головы. Только сейчас, анализируя нашу беседу, я вдруг понял, что милиционер, задавая обтекаемые вопросы о «живом трупе», хотел от меня только одного — заполучить деньги. И добивался этого очень конкретно. Неужели я прав в своем спонтанном подозрении, что он переодетый вымогатель? Да, но откуда у него фотографии с места обнаружения трупа и из морга? Обыкновенному вымогателю, даже переодетому в милицейскую форму, такие снимки не достать.
Наведя в квартире относительный порядок, я решил прояснить этот вопрос. Нашел в телефонном справочнике номер райотдела милиции и позвонил.
— Центральное городское отделение милиции, — услышал из трубки бесстрастный женский голос.
— Добрый день.
— Здравствуйте.
— Подскажите, как связаться со старшим оперуполномоченным Петром Ивановичем Сидоровым?
— Сидоровым?
— Да. Петром Ивановичем.
— У нас такого нет.
— Извините...
Я положил трубку. И тут до меня дошло значение имени, отчества и фамилии липового оперуполномоченного. Петров, Иванов, Сидоров! Самые распространенные фамилии в России. Ну а фотографии... Да мало ли каким образом можно заполучить фотоснимки? Особого секрета они не представляют — быть может, оба снимка были переданы в редакцию газеты, а опубликовали только один. А взять снимки в редакции может практически любой — не времена социализма, когда все издательства и типографии тщательно охранялись во избежание идеологической диверсии. Проходил Сидоров возле редакции, зашел и взял. Этакий проходимец во всех смыслах... Либо все обстоит еще проще: не секрет, насколько тесно связаны правоохранительные органы с криминальными структурами. Порой настолько тесно, что и не разберешь, кто из них кто.
Мало радости, когда узнаешь, что за заработанными тобой деньгами начали охоту криминальные структуры, но я испытал облегчение. Восемьсот долларов — это для меня крупная сумма, но в криминальном мире ею могут заинтересоваться только мелкие мошенники. А если так, то с Петром Ивановичем Сидоровым мы больше не встретимся, и его многообещающее «До скорого свидания!» не более чем фикция. Любят мошенники пускать пыль в глаза, даже когда махинация не удалась.
Проблема с милицией как-то сразу отошла на второй план, и ее место заняла другая, гораздо более близкая и потому тяжелая, давящая на сердце. Я посмотрел на телефон — Любаша так и не позвонила. Что с ней происходит? Сама говорила, как только дочка смирится с моим присутствием, так все наладится. Но стоило Оксане переменить свое отношение к будущему отчиму, так у Любаши появились новые страхи.
Ладно, если Магомет не идет к горе... Я набрал номер городской библиотеки.
Трубку подняла Лена Изюмова, подруга Любаши, одолжившая ей серьги. Этакая пышечка, кровь с молоком, из-за своей фамилии прозванная за глаза «булочка с изюмом».
— Городская библиотека имени Надежды Константиновны Крупской, — грассирующим контральто сообщила она.
— Здравствуй, Леночка, — сказал я. — Это Денис. Позови, пожалуйста, Любашу.
— А... — разочарованно протянула Леночка. Стоило мне представиться, куда только подевалось ее грассирующее контральто. — Сейчас посмотрю...
— Денис, — сообщила она через минуту, — ты знаешь, она ушла в хранилище.