– О-ля-ля! Адмирал, конечно же, прав! Катторо должен принадлежать нам без всяких посредников!
– Увы, – прервал радостную тираду Сенявин. – Но я должен разочаровать и вас. Катторо вы от меня неполучите!
Теперь уже наступило мгновение мстительного торжества для австрийцев.
– Но, почему же? – от возмущения французский полковник даже заскрежетал зубами. – Ведь в договоре все написано предельно ясно!
– Дело вовсе не в договоре,- пожал плечами Сенявин. – Дело в том, что я до сих пор не знаю полномочий Убри, а потому не имею понятия, будет ли сей договор утвержден моим императором!
– Так что же нам делать? – возопили разом австрийцы и француз.
– Только ждать, господа, – сочувствующе развел руками вице-адмирал. – Больше ничем я помочь вам не могу!
Едва удрученные эмиссары разъехались, чтобы обдумать происшедшее, а затем отписать возмущенные письма в свои столицы, Сенявин велел командиру брига выбирать якорь. – Идем в Старую Рагузу! – Но ведь там французы? – Именно потому и идем!
Несколько часов хорошего хода при попутном ветре, и вот уже бриг медленно подходит к гавани древнего Дубровника. С береговых батарей пальнули из нескольких пушек по непрошеному визитеру. Ядра легли с большим недолетом. Над бригом взвился переговорный флаг. Выстрелы сразу же прекратились.
– Я желаю видеть генерала Лористона! – объявил вице-адмирал, высадившись из шлюпки на берег.
Лористон принял российского главнокомандующего немедленно. Расшаркавшись, говорил любезности, пытался даже шутить. Для себя Лористон уже решил, что на этот раз Сенявин прибыл к нему для оговаривания сдачи Катторо. А потому он решил быть в меру снисходительным к проигравшему.
– Более всего на свете я хотел бы сегодня закончить миром всю нашу нелепую размолвку! – начал разговор генерал, когда они с Сенявиным пригубили по чашке кофе.
– Я придерживаюсь абсолютно такого же мнения, – в тон ему заметил Сенявин, – но все дело в том, что австрийцы категорически возражают против прямой передачи вам Катторо! К сожалению, они имеют при этом свои права, и я не в силах с этим что-либо поделать!
– Проклятые австрияки! – Лористон отодвинул не допитую чашку. – Каковы канальи! Ну я им покажу права на Катторо!
– Желаю вам удачи, генерал! – откланялся Сенявин. – Я буду ждать от вас добрых вестей! Надеюсь, что все в конце концов уладится к нашему взаимному удовольствию!
Совсем недавно Лористон получил хорошую оплеуху от Петра Негоша и приезд Сенявина старался теперь выдать за свой успех. Дело в том, что Наполеон решил подкупить митрополита, пообещав ему через генерала пост патриарха Далмации. Зная авторитет Негоша, Лористон намеревался переманить его на свою сторону, чтобы митрополит помог при дальнейшем захвате Герцеговины и Албании. При этом имелось и письмо Наполеона, где тот приказывал по занятии Катторо немедленно арестовать воинственного митрополита. Об этом письме Не-гош, разумеется, не знал, но и на посулы французов не поддался, выпроводив переговорщиков. Не ограничась этим, он снесся с скутарским, требинским и албанским пашами, предупредив их о намерениях французов.
Во время последних боев французам удалось захватить в плен двух раненых черногорцев. Их, как диковинку, генерал хотел отправить в Париж. Но из этого ничего не получилось. Один из пленников, едва придя в сознание, сразу же разбил себе голову о стену. А второй, которому не дали этого сделать и связали, уморил себя голодом. Французам было не понять, что у черногорцев плененные почитаются мертвыми и обратно их никто не ждет. Случай с самоубийством произвел большое впечатление на солдат Лористона. Теперь во французском лагере множились самые невероятные и страшные истории о свирепости черногорцев. Вел Лористон переговоры с турецким пашой в Требине, с агой в Герцеговине и с визирем Боснии. Но, предупрежденные Негошем, те вели себя чрезвычайно осторожно. Авторитет русского главнокомандующего и черногорского митрополита был столь велик, что никто не желал идти с французами на какие-либо соглашения.
– Мы не будем торопиться и посмотрим, чем кончится ваш спор с русским адмиралом!
Пользуясь возможностью, Сенявин тем временем произвел обмен пленными. Французы вернули гардемарина Яминского и два десятка солдат и егерей. Когда Миша Яминский прибыл на линейный корабль «Ури-ил», там изумились, ибо мальчишка-гардемарин был напрочь седой. Когда же Яминский начал рассказывать о своих злоключениях в плену, то гневу слушателей не было предела. Дело в том, что, взяв в плен гардемарина, французы сразу же ободрали его до нижнего белья, а затем сбросили с высокой скалы (любопытствовали: уцелеет или нет?). Миша, однако, уцелел. Затем несколько раз, перепившись, водили на расстрел. Веселясь, на спор палили в живую мишень, но пули, к счастью для гардемарина, летели мимо. После этого Яминский был брошен в тюрьму, где сидел с солдатами на хлебе и воде. Лечили и перевязывали себя сами, кто как умел. Те, кто имел несчастье попасть в плен тяжелораненым, шансов выжить не имел никаких. Гардемарин сказал, что если бы перемирие не было заключено еще какой-то месяц, то менять было бы уже некого.
– Мы еще понимаем, когда над пленными глумятся дикие турки, но ведь французы считают себя самой передовой нацией? Как же идеи Вольтера и Дидро? – удивлялись одни.
– Если и был Дидро, то нынче весь вышел, а теперича у них Бонапартий, по колено в крови ходящий! – ничуть не удивлялись вторые.
В кают-компанию корабля зашли пленные французские офицеры, которые, по указанию Сенявина, столовались наравне со всеми и имели полную свободу. Французы сегодня уезжали и пришли попрощаться. Глядя на Яминского, со стыдом отводили взоры.
– У нас тоже есть разные люди! – говорили, оправдываясь. – Простите нас!
– Бог простит! – отвечали им. – Езжайте и помните, что честь нации определяется не свирепостью к слабому, а снисхождением к беззащитному!
* * *
По возвращении вице-адмирала в Катторо, австрийцы, прознав что-то о предмете его переговоров с Лористоном, попытались было объясниться. Сенявин видеть их не пожелал:
– Надоели хуже горькой редьки! Пусть объясняются с Сенковским!
Но статский советник от дипломатии тоже выяснять отношения с союзниками не захотел. Он, как обычно, оказался больным и закрыл свой дом на засовы.
Пользуясь передышкой, офицеры и матросы увольнялись на берег, где предавались скромным развлечениям. Из воспоминаний мичмана корабля «Уриил» Григория Мельникова: «Сего 11 числа поутру, получа позволение как от своего командира, так и от вице-адмирала Сенявина, отправился по собственной своей надобности в город Катторо вместе с некоторыми офицерами фрегата «Венус» и, пробыв там до вечера следующего числа, возвратился на корабль.» Причиной увольнения была свадьба одного из его однокашников, Володи Броневского.
Захваченные к этому времени призы в сопровождении корабля «Ярославль» были отправлены на Корфу. Одним из них после починки и переоборудования предстояло стать вспомогательными судами российского флота, другим быть проданным местным купцам и мореходам.