От добровольцев, желающих служить под началом Баранова, не было отбоя. Интересно, что при всём этом сам капитан добился зачисления под своё начало английского консула в Ялте Гардфорда. Последний почти не говорил по-русски, однако попросился на службу, осмотрев в Севастополе покалеченную «Весту» и узнав, что в бою у Кюстенджи на стороне турок участвовали англичане. Отметим, что в ту пору главным командиром турецкого флота являлся адмирал Гобар-паша, некогда британский аристократ и офицер, воевавший против России ещё в Крымскую войну. Это был тот самый Гобар, которому единственному удалось вырваться из Синопского ада, устроенного туркам Нахимовым. Мистер Гардфорд объяснил мистеру Баранову, что просится на «Весту» для того, «чтобы в Англии видели и знали, где настоящее место истинному англичанину ю время борьбы, ведённой Государем Императором во имя прав угнетённого человечества и свободы».
15 июля, сразу после подписания высочайшего приказа о награждении, адмирал Аркас по докладу Баранова телеграфировал в столицу: «…Я считаю своим долгом ходатайствовать о награждении старшего офицера лейтенанта Владимира Перелешина и лейтенанта Зиновия Рожественского орденом Святого Георгия 4-й степени, как лиц, которым подлежит честь спасения парохода и решения боя удачно произведённым выстрелом».
Первоначальный приказ в Петербурге великодушно менять не стали, а на следующий день издали другой, которым лейтенанты Перелешин и Рожественский помимо ордена Владимира были удостоены ещё и Георгиевских крестов в «награду оказанных ими подвигов храбрости». Честь доставить в столицу подробные рапорты Аркаса и Баранова, а также доложить генерал-адмиралу свои «личные объяснения об этом сражении, покрывшем славою наш флаг», была доверена Барановым всё тому же Рожественскому.
Несмотря на желание адмирала Аркаса, капитан-лейтенант Рожественский в Николаев уже не вернулся. Из Санкт-Петербурга он был откомандирован в Нижнедунайский отряд капитана 2-го ранга Дикова. Причины для этого у новоиспечённого капитан-лейтенанта были весьма основательными.
Существует ещё один взгляд на ход боя, несколько отличный от версии Н. Баранова:
«Пароход 10 июля вышел в крейсерство к Румелийскому берегу. Около половины восьмого утра 11 июля 1877 года в 33 милях от Кюстенджи (ныне Констанца) с „Весты“ усмотрели дым по левому крамболу. Н.М. Баранов взял на него курс и довёл ход до 12 узлов. Вскоре стал виден рангоут, а затем и корпус, как показалось наблюдателям, колёсного парохода, двигавшегося одним курсом с „Вестой“. Лишь затем сумели определить, что судно сближается с крейсером, и только с трёх миль опознали большой броненосец. По утверждениям Баранова, опасаясь, что промах или недолёт первого залпа окажет деморализующее влияние на экипаж, он продолжал идти навстречу противнику.
Ровно в 8 часов с подъёмом флага, на „Весте“ пробили тревогу. Согласно инструкции, подписанной главным командиром Черноморского флота вице-адмиралом Н.А. Аркасом, предполагалось при встрече с неприятельским броненосцем вести артиллерийский бой на дистанции не менее 10 кб, причём после пристрелки поддерживать ретирадный огонь из мортир на дистанции 20–22 кб, вне дальности эффективной стрельбы неприятельских орудий. Все расчёты строились на предположении, что „пароходы активной обороны“ имеют преимущество в скорости перед турецкими кораблями.
Судя по рапорту Баранова, сблизившись до 1000 саженей, „Веста“ дала залп из баковых мортир с помощью индикатора Давыдова. Обе бомбы упали сразу за кормой броненосца. После чего Баранов положил лево на борт и успел повернуть, прежде чем турки ответили, затем он подвернул вправо и привёл неприятеля в кильватер. Благодаря стремлению турок отрезать „Весте“ путь на Одессу, расстояние уменьшалось медленно. С парохода открыли огонь из трёх кормовых мортир, наводя их всем корпусом. Заметив это, броненосец вышел на левую раковину „Весты“ и в дальнейшем удерживал эту позицию, стреляя из носового орудия или двух бортовых, для чего отворачивал влево. Несмотря на маневрирование парохода, турок медленно приближался. По направлению он стрелял хорошо, но из-за зыби давал недолеты или перелёты. Постепенно „Веста“ легла на курс к Севастополю.
Около 10 часов утра расстояние уменьшилось до 5 кабельтовых. На мостике парохода решили больше не уклоняться к югу. По утверждениям Н.М. Баранова, вскоре залп кормовых мортир попал броненосцу в корму, однако и ответный залп турок принос много разрушений: был разбит прибор Л.П. Давыдова, убиты подполковник К.Д. Чернов и прапорщик Л.Н. Яковлев, 4 матроса, ранены лейтенант Л.С. Кротков и вся прислуга мортир. Между тем, как вспоминал В.И. Франковский: „От первого выстрела до первого раненого прошло ровно три часа (с половины девятого до половины двенадцатого)“. Лекарь вспоминал, что услышал взрыв и продолжительный треск, идущий с кормы в нос, затем стоны. Первой жертвой стал комендор 1-го Балтийского флотского экипажа Леонтий Каширский, раненный в голову. С ним были ранены ещё два матроса. У подполковника К.Д. Чернова шрапнелью перебило бедренную артерию, смертельное ранение в шею получил прапорщик Л.Н. Яковлев, у лейтенанта М.П. Перелешина оказалось сломано бедро. Н.М. Баранов был контужен в голову и ушиблен в левое плечо.
Один из неприятельских снарядов, как докладывал Баранов, пробил борт и разорвался в жилой палубе. Над кормовой крюйт-камерой разгорелся было пожар, но его быстро потушили. Тогда же турки открыли огонь из ружей и скорострельных пушек. В дальнейшем „Веста“ отвечала только из одной кормовой мортиры, у броненосца не действовало заднее казематное орудие. Расстояние между противниками продолжало уменьшаться. На пароходе была разрушена „минная каюта“, перебиты коммутаторы и проводники от буксируемого шеста и мин. В начале второго часа мортирная бомба попала в носовую оконечность броненосца и, видимо, подбила погонное орудие, которое замолчало. Турецкий же снаряд повредил штуртрос, и „Весту“ поставило лагом к неприятелю, но тот не мог стрелять из крупных орудий. Когда расстояние сократилось до 350 саженей (около 640 м), удачное попадание в переднюю часть каземата неприятельского заставило турок остановить машину, после чего крейсер сумел оторваться».
В своём рапорте на имя адмирала Аркаса, от 12 июля 1877 года, Н.М. Баранов представил дело так, будто «после ещё двух-трёх наших выстрелов неприятель… стал быстро уходить», а он только ввиду повреждений своего парохода, множества раненых и утомления машинистов и кочегаров «не решился энергично преследовать убегавшего быстроходного врага». Действительно, по свидетельству В.И. Франковского, в бою погибло 3 офицера и 9 нижних чинов, было ранено 6 офицеров, гардемарин, юнкер, 21 нижний чин и один вольнонаёмный. Не вызывает сомнения и усталость машинной команды, выдержавшей пятичасовую (с половины девятого до половины второго) погоню.
Удачное столкновение с турецким броненосцем и подвиг «Весты» подвигло флотское командование к новому решению. Было признано полезным иметь в составе Черноморского флота более крупный, быстроходный и, главное, более сильно вооружённый крейсер. Решили вооружить по образцу «Весты» ещё один пароход РОПиТа. Для этой цели правление общества предоставило своё лучшее судно — «Россию», которое и зачислили в состав флота 14 сентября 1877 года. В кандидатуре командира «России» ни у кого сомнения не было. Кому как не герою боя «Весты» возглавить самый мощный корабль Черноморского флота. Вскоре Баранов прибыл в Николаев, где в спешном порядке переоборудовался и вооружался его новый корабль. Свою «Весту» он передал капитан-лейтенанту П.М. Григорашу.