Позади я услышал глубокий вздох. Мимо меня пронесся Винтер и упал, прикрыв своим телом гранату. Раздался взрыв, и Винтер подскочил на полметра вверх.
Я был потрясен, голова закружилась. Я пошатнулся. Бедный, несчастный Винтер! У меня подкосились ноги, и пол опрокинулся на меня.
Надо мной склонилась она, лицо ее было бледным, но спокойным.
Я коснулся ее плеча:
— Как вас зовут?
— Барбро Люнден. Я думала, вы знаете. Казалось, она глубоко изумлена. Я привстал.
— Лучше окажите помощь тому, кто в ней больше нуждается, — сказал я. — Я просто хлипкий и слабый.
— Нет, — возразила она, — у вас сильное кровотечение. Появился Рихтгофен, он был опечален. Рихтгофен помог мне встать на ноги. Шея и голова у меня гудели от боли.
— Слава богу, что вы не пострадали, — произнес он.
— Скажите спасибо Винтеру, — ответил я. — Не думаю, что есть шанс…
— Да. Убит наповал, — наклонил голову Рихтгофен. — Он был верен до конца своему долгу.
— Несчастный. На его месте должен был быть я.
— Нам посчастливилось, что вы уцелели, — сказал Рихтгофен. — И все же в этой свалке вы потеряли много крови. Поэтому вам сейчас необходим…
— Я хочу остаться здесь. Возможно, я смогу чем-нибудь помочь.
Откуда ни возьмись появился Беринг и, положив руку мне на плечо, увел с собой.
— Спокойно, друг, — сказал он, — не нужно эмоций. Винтер умер при исполнении служебных обязанностей. Не забудьте, он был офицером!
Герман знал, что беспокоит меня. Я мог бы накрыть своим телом эту гранату так же, как Винтер, но подобная мысль даже не пришла мне в голову. Не будь я в тот момент парализован страхом, первое, что я сделал бы, — это бежал.
Я не сопротивлялся. Я чувствовал себя опустошенным от преждевременного похмелья. Манфред сел к нам в машину, и мы молча поехали домой.
Единственное, о чем я спросил, так это о бомбе, и Беринг сказал, что ее забрали люди Бейла.
— Скажите им, чтобы утопили бомбу в море, — посоветовал я.
Когда мы подъехали к вилле, кто-то ждал нас на лестнице. Я узнал тучного Бейла с его крохотной головкой. Я не обратил на него ни малейшего внимания, зашел в гостиную, прошел к буфету, вытащил бутылку виски и налил полный бокал.
Остальные, разговаривая, подошли ко мне. Меня удивило, где это весь вечер был Бейл.
Бейл сел, выжидательно глядя на меня. Он хотел услышать все о бандитском налете. Новости он выслушал спокойно, но без особого энтузиазма.
— Мистер Беринг сказал, — обратился он ко мне, — что во время схватки вы вели себя очень достойно, мистер Байард. Вероятно, мое суждение о вас было несколько поспешным.
— Меня нисколько не заботит, что вы обо мне думаете, Бейл, — ответил я. — Кстати, где вы сами были во время нападения? Спрятались под ковром?
Бейл побледнел и выскочил из комнаты. Беринг кашлянул, а Манфред бросил на меня уничтожающий взгляд и поспешил за Бейлом, чтобы проводить его, как и подобает гостеприимному хозяину.
— С инспектором нелегко работать, — заметил Беринг. — Я понимаю вас, полковник, но вам следует знать, что Бейл — один из искуснейших фехтовальщиков нашего мира. Поэтому советую вам не горячиться…
Он обошел вокруг стола.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы и так уже ранены. И мы не можем допустить, чтобы вас убили в столь ответственный момент. Кстати, вы и в самом деле искусно владеете пистолетом?
— О какой ране идет речь? — изумился я, не отвечая на последний вопрос. — Вы имеете в виду мой затылок?
Я прикоснулся к нему рукой и поморщился от боли. Рана была глубокой. Вокруг запеклась кровь. Спина моя стала влажной от пота.
— Надеюсь, вы окажете честь Манфреду и мне быть вашими секундантами, — продолжал Беринг, — и, возможно, советчиками…
— О чем это вы, Герман? — спросил я. — Какими еще секундантами?
— Гм-м, — толстяк казался смущенным. — Мы хотим присутствовать при вашем поединке с Бейлом.
— Поединке?! — Только сейчас я стал понимать весь ужас своего положения.
Беринг взглянул на меня.
— Инспектор Бейл — человек весьма щепетильный в вопросах чести, — сказал он. — Вы позволили себе его оскорбить, да еще при свидетелях. Возможно, он это заслужил. Но я полагаю, Бейл потребует удовлетворения. И вам, мистер Байард, придется принять вызов.
Меня знобило. Я никак не мог окончательно проснуться и безуспешно пытался выпрямить голову — нестерпимо болел затылок.
Рихтгофен, Беринг и я стояли под развесистыми липами в нижней части королевского парка. До рассвета оставалось несколько минут, и мне хотелось знать, что это за ощущение — получить пулю в коленную чашечку.
Послышался шум, и на дороге показались неясные очертания автомобиля, фары едва пробивали предрассветную мглу.
Глухо хлопнула дверца, и на пологом склоне появились три силуэта, вначале едва различимые, они по мере приближения становились все отчетливее.
Одна из фигур отделилась и стала в стороне. Это, вероятно, был Бейл.
Вскоре прибыл второй автомобиль, и в тусклом свете подфарников показалась еще одна фигура, видимо женщина. "Врач," — подумал я.
Послышались приглушенные голоса, сдержанный смех. Такие долгие приготовления. Все на самом высоком уровне.
Я размышлял над тем, что сказал мне Беринг по пути сюда.
Бейл вызвал меня на дуэль в соответствии с конвенцией Тосса, не предусматривающей убийство одного дуэлянта другим. Только ранение, чтобы как можно больнее унизить противника.
Все это было весьма сомнительно. Кто мог поручиться, что в пылу схватки рана не окажется смертельной?
Рихтгофен дал мне черные брюки и белую рубаху, реквизит действа, и легкий плащ, в котором я дрожал от холода. Единственное, что не мерзло, это забинтованная шея.
Но вот небольшая группа напротив меня раскололась. Ободряюще улыбаясь, ко мне приблизились мои секунданты и тихо пригласили идти за ними. Беринг взял у меня плащ, и я еще больше озяб.
Бейл и его люди направлялись к прогалине, где было светлее.
— Думаю, света достаточно, не так ли, господа? — произнес барон Халлендорф, один из секундантов инспектора Бейла. Я имел счастье с ним познакомиться на том злополучном банкете, в летнем дворце.
Рассвет вступал в свои права. На востоке вспыхнули первые багровые полосы. На их фоне силуэты деревьев казались еще темнее.
Ко мне подошел Халлендорф с коробкой с пистолетами. Я взял один, не глядя. Бейл взял второй, тщательно проверил его, щелкнув курком и осмотрев ствол. Рихтгофен вручил каждому из нас по обойме и заявил: