Рубя якорные канаты, турецкие суда спешили уйти под самый берег, чтобы там хоть как-то укрыться от смертоносного дождя ядер. Когда турки отошли, Коняев поднял сигнал о прекращении сражения с турецкой флотилией и переносе огня на береговые батареи. До самой темноты гремели русские пушки, и к ночи с берега уже не раздавалось ни одного выстрела.
А с рассветом снова принялись за неприятельские суда. Скоро вся турецкая флотилия пылала единым огромным костром. Это был уже погром!
По распоряжению Коняева вперед прочих вышла шебека «Забияка», самая верткая и маневренная из русских судов. Ей была поставлена задача особая – захватить оставшиеся целыми турецкие суда.
Шебека прикрывала две шлюпки. На шлюпках – известные храбрецы констапель Сукин и лейтенант Макензи. Перед отплытием наставлял их самолично Коняев. Приказ был краток:
– Что можно вывести из огня – выводить, а что нельзя – сжигать карказами!
Сукин с Макензи действовали отчаянно. Под турецкими пулями они приставали к неприятельским судам и фрегатам, поджигали их и хладнокровно следовали дальше.
Когда Макензи подпаливал уже третье судно, на нем вспыхнул камзол. Лейтенанта спасла находчивость. Не растерявшись, он выпрыгнул за борт.
К четырем пополудни все было закончено. Дульциниотской флотилии – главной надежды султана на реванш в эгейских водах – более не существовало. Сожжено и пущено на дно было 7 фрегатов и 8 шебек. Бежать удалось лишь одному-единственному судну – новому 30-пушечному фрегату. Прячась за горящими собратьями, он вырвался из гибельной круговерти. Но повреждения, полученные им от русских пушек, оказались, увы, смертельны. Часы беглеца были сочтены. Фрегат едва успел втянуться в Лепантский залив – и затонул.
Поздним вечером Коняев собрал сведения о собственных потерях. – Один убитый и шестеро раненых! – доложили ему. – Кто убит? – Лейтенант Козмин!
– Прими, Господи, его душу! – перекрестился Коняев. – Погребать будем по морскому обычаю. Письмо ж его матушке я отпишу сам!
Так завершилось сражение, вошедшее в историю под названием Патрасского.
Угроза русским позициям в Архипелаге с севера, из Патраса, была устранена. А едва граф Алексей Орлов получил это радостное известие, как последовало новое, не менее приятное: отряд греческого волонтера лейтенанта Алексиано отличился в южной части Эгейского моря у Дамиетты, где сжег еще одну флотилию турок, захватив при том изрядный трофей: сто двадцать пленных, семь знамен, три литавры, два флага да четыре серебряных наградных турецких пера…
О славной победе Михаила Коняева при Патрасе, как и о не менее славной победе Алексиано при Дамиете, императрица Екатерина II узнала лишь в феврале следующего 1773 года. «Граф Алексей Григорьевич, – писала она Орлову в ответном послании, – с великим удовольствием усмотрела из ваших последних реляций о новых, вами полученных по истечении второго перемирия победах над вероломным неприятелем…»
Что еще мы знаем о Михаиле Тимофеевиче Коняеве? Знаем, что служить он начал в 1743 году, в самое тяжелое для русского флота время – время забвения и всеобщей неустроенности. Известно нам, что неоднократно водил он фрегаты и линейные корабли из Архангельска в Кронштадт, что поручалось морякам наиболее опытным. Известно, что за Патрасскую победу был он удостоен Георгиевского креста третьего класса.
21-22 октября 1772 года отряд из двух судов под началом лейтенанта П. Алексиано у крепости Дамиета сжег одно судно и взял в плен два; затем, усиленный шестью шебеками, совершил нападение на крепость Сур и после двухдневного обстрела захватил ее.
31 июля 1773 года отряд в семь вымпелов под флагом контр-адмирала А.Елманова взял крепость Будрум и захватил две галеры и фелюку.
Боевые действия меж тем в Архипелаге продолжались. Стремясь полностью оголодить турецкую столицу, Орлов со Спиридовым образовали несколько «летучих» эскадр, состоявших из легких быстроходных судов. Одну из таких эскадр в семь вымпелов возглавил Михаил Кожухов. Теперь он сторожил дарданелльские теснины, гонялся за турецкими торговыми судами. Захваченных купцов отводили в порт Аузу, где адмирал Спиридов базировал главные силы русского флота. Чего только не перехватывали суда Кожухова: бенгальский шелк и суражскую пряжу, бахройнский жемчуг и багдадский табак, кашмирские ткани и индийский муслин… Русский флот на Средиземноморье содержался за счет захваченных неприятельских судов. Петербургу хватало забот и без него! Поэтому товары не пропадали. Суда отводили в ближайшие порты, где их содержимое распродавалось. Вырученные деньги поступали, однако, не в казну турецкую, а в казну российскую…
На исходе мая 1773 года «летучая» эскадра Кожухова привела в Аузу очередное неприятельское судно, груженное продовольственными припасами. Командир эскадры уже готовился выйти в море, когда его вызвали к адмиралу. Спиридов был весьма озабочен.
– Вот что, Михаила, – сказал он отечески. – Поручаю тебе дело многотрудное – плыть к берегам сирийским, дабы оказать вспоможение народу тамошнему в войне с турками.
– Когда поднимать паруса? – только и спросил Кожухов. – Немедля! – был ему ответ.
Адмирал Спиридов торопил своего капитана не зря, дорог был каждый час. Совсем недавно в Сирии поднялось мощное восстание против турецкого владычества. Возглавил его бывший турецкий наместник Али-бей. Против мятежного бея выступил его собственный зять Мехмет, метивший на место тестя. Некоторое время борьба шла с переменным успехом, пока в одном из сражений Али-бей не был убит. После его смерти войну с Мехметом возглавил один из ближайших сподвижников погибшего, Шехдаер Омер. Нового вождя активно поддержали горские племена – друзы. И скоро воинское счастье стало клониться на сторону повстанцев, однако случилось непредвиденное: губернатор крупнейшей крепости Сирии – Бейрута – Чезар-бей поднял мятеж и перешел на сторону турецкого султана. Обстановка сразу осложнилась. В Стамбуле готовили карательный корпус, который должен был переправиться в захваченный Бейрут. Крепость необходимо было немедленно отбить, но сил у Шехдаера Омера для этого не было. Тогда-то он и обратился с просьбой о помощи к адмиралу Спиридову.
Попутный вестовый ветер, господствующий в этих водах в летние месяцы, быстро гнал русские суда к берегам Сирии. Дорогой Кожухов, как старший по званию, присоединил к себе отряд лейтенанта Ивана Войновича, крейсировавший в этом районе Средиземноморья.
Вскоре прицелы судовых пель-компасов уже клали пеленга на мыс Рас-Бейрут. Эскадра Михаила Кожухова была у цели. Столпившись у фальшборта, русские моряки разглядывали незнакомые берега. Вид сирийской земли был величествен и прекрасен. Побережье утопало в рощах вечнозеленых дубов и елей. Вдали, слепя глаза меловыми отрогами, вздымались Ливанские горы. Сама Бейрутская крепость возвышалась на откосе крутого холма.
– Сия фортеция – орешек не из легких! – поделился своими мыслями с офицерами Кожухов, оглядев Бейрут в трубу зрительную. – Здесь на арапа не возьмешь! Придется по всем правилам науки фортификационной обкладывать!