– У вас есть какие-нибудь приметы?
– Нет. Только то, что он помесь: французская, ирландская и американская кровь. Но этого мало. Есть какие-нибудь соображения?
– Соображения? Слишком мало данных, – сказал Пуаро задумчиво.
– На этом пароходе происходят события, которые чрезвычайно беспокоят меня. Представьте себе некоего А, который серьезно обидел Б. Б жаждет мести. Б угрожает.
– А и Б находятся на борту парохода?
– Совершенно точно, – кивнул Пуаро.
– И Б – женщина?
– Вот именно.
Рэйс закурил.
– Я бы не стал тревожиться. Люди, которые произносят угрозы вслух, обычно не осуществляют их.
– И особенно, если угрожает женщина. Это вы хотели сказать? Вы, конечно, правы.
Но все-таки вид у Пуаро был озабоченный и несчастный.
– Что-нибудь еще? – спросил Рэйс.
– Да. Вчера А совершенно случайно избежала гибели, смерти, которая очень легко могла бы сойти за несчастный случай.
– Подстроенный Б?
– Нет, в том-то и дело. Б не могла иметь к этому никакого отношения.
– Тогда это и был несчастный случай!
– Возможно, однако мне не по душе такого рода несчастные случаи.
– Вы точно уверены, что Б не могла быть тут замешана?
– Абсолютно точно.
– Ну что ж. Совпадения бывают. Между прочим, кто такая А – какая-нибудь отвратительная карга?
– Совсем напротив. А – очаровательная, богатая и прекрасная молодая дама.
Рейс усмехнулся.
– Прямо как в романе.
– Возможно. Но, повторяю, мой друг, на душе у меня нехорошо. Если я не ошибаюсь, а насколько вам известно, я крайне редко ошибаюсь.
Рэйс улыбнулся в усы. Очень уж это высказывание было в характере Пуаро.
– Мне страшно, мой друг, – сказал Пуаро, – мне страшно. Сегодня я посоветовал этой даме, мадам Дойль, поехать с мужем в Хартум и не возвращаться на корабль. Но они не послушались. Я молю бога, чтобы мы доехали до Шелала благополучно, чтобы не произошло катастрофы.
На следующий день вечером Корнелия Робсон вновь отправилась в храм Абу-Симбель. Было жарко и тихо. «Карнак» во второй раз остановился в Абу-Симбеле, чтобы путешественники могли еще раз посетить храм, на этот раз при искусственном освещении. Разница была огромная, и Корнелия делилась своими восторгами с Фергюсоном, который сопровождал ее.
– Ах, где же доктор Бесснер, он бы мне все объяснил! – сказала она.
– Не понимаю, как вы можете выносить этого старого зануду, – мрачно отрезал Фергюсон.
– Да что вы, он самый добрый из всех моих знакомых!
– Напыщенный старый дурак!
– Мне кажется, вам не следует говорить о нем таким образом.
Молодой человек вдруг схватил ее за руку. Они стояли у входа в храм. Светила луна.
– Почему вас тянет к старым жирным идиотам, и почему вы позволяете издеваться над собой злобной старой карге?
– Что с вами, мистер Фергюсон?
– Неужели у вас нет характера? Неужели вы не понимаете – вы такой же человек, как она? Вы лучше! На этом пароходе вы самая прекрасная! Не забывайте об этом, – порывисто проговорил он и пошел в другую сторону.
Мисс Ван Скулер была занята беседой с доктором Бесснером. Мирная беседа о знаменитых пациентах доктора.
– Я, кажется, не очень задержалась, – виновато сказала Корнелия.
Старая дама взглянула на часы и произнесла:
– Не очень-то вы спешили, милочка. Куда вы подевали мою бархатную накидку.
Корнелия беспомощно оглянулась.
– Может быть, она в каюте, разрешите я пойду взгляну.
– Ее там нет, разумеется. После ужина она была на мне, а я не выходила отсюда никуда. Накидка висела на спинке кресла.
Корнелия обошла салон.
– Нигде нет, кузина Мэри.
– Чепуха, – отрезала мисс Ван Скулер.
– Ищите как следует.
Так приказывают собаке, и, подобно покорной собаке, Корнелия повиновалась.
Молчаливый мистер Фантора, который сидел за соседним столиком, встал и тоже принялся искать. Но накидку обнаружить не удалось.
Ушедший день был знойным и душным, и поэтому большинство путешественников вернулись с берега и рано разошлись по своим каютам.
В углу за столиком Дойли, Пеннингтон и Рэйс играли в бридж. Кроме них в салоне находился лишь Пуаро, который облокотился на столик и, подперев голову руками, тяжело зевал.
Мисс Ван Скулер, величественно шествуя по направлению к выходу в сопровождении мисс Бауэрс и Корнелии, задержалась у его столика. Он вежливо вскочил, подавляя широкий зевок.
– Я только что узнала, кто вы такой, мсье Пуаро. Я слышала о вас от своего старого друга Рудгуса Ван Алдина. Я непременно хочу послушать о каком-нибудь из ваших дел.
Смешливые искорки заиграли сквозь сонливость в глазах Пуаро. Он поклонился преувеличенно учтиво. Снисходительно кивнув головой, мисс Ван Скулер удалилась.
Пуаро зевнул. Ему ужасно хотелось спать, голова была тяжелой, глаза сами собой закрывались. Он посмотрел на играющих в бридж, они были захвачены игрой, и на молодого Фантора, углубившегося в книгу. Больше в комнате никого не было.
Он прошел сквозь дверь-вертушку на палубу и чуть не столкнулся с Жаклиной де Бельфорт, которая стремительно шла ему навстречу.
– Простите, мадемуазель.
– Вы совсем сонный, мсье Пуаро, – сказала она.
– Да, я прямо засыпаю на ходу, – согласился он, – глаза слипаются. День сегодня был душный и какой-то давящий.
– Да, – казалось его слова навели ее на размышление, – день был давящий, в такой день что-то непременно должно взорваться! Прорваться.
Она говорила тихо и страстно, глядя мимо него на песчаный берег и стиснув пальцы… Внезапно она успокоилась.
– Доброй ночи, мсье Пуаро.