Мужчина поморщился.
— Знаете, тот случай в сентябре две тысячи восьмого года… С тех пор многое могло измениться. Он не представляет опасности для общества.
— Хотите еще раз рискнуть? — Я почувствовал, как меня начинало одолевать раздражение. — Тот случай в сентябре восьмого года, который вы упомянули, подтвердил мою уверенность в том, что Артур опасен для общества всегда. Забыли, чем это закончилось? Вы нашли знакомого в прокуратуре, и Артур оказался на свободе. Чем закончилось, я вас спрашиваю? Через три дня он убил старика, заподозрив в нем служащего концлагеря в Дахау, где у Артура был замучен дед. Скажите, ваш папа погиб в Дахау? Нет, он до самой своей смерти в восемьдесят девятом был секретарем райкома партии. Семья старика в шоке, прокурорский вылетел с работы, Артур вернулся в клинику.
— Но прошло четыре года!..
— Артур останется здесь, — заверил я его. — Запись будет приобщена к ответу в прокуратуру и остальные инстанции, куда вы обращались. Прощайте.
— До встречи в следующем году, доктор, — убежденно пообещал дядя Артура.
— Послушайте, вы не понимаете. Артур никогда не приспособится к другой жизни. Смерть отца его подкосила, матери — доконала. Обычно вы присутствуете на встречах, которые длятся не более двух часов. Сегодня я специально растянул для вас доказательство на семь.
— Он уложился в это время!
— Так вышло, потому что я изначально установил рамки. «Семь часов» — помните? Если бы я сказал «двадцать», он сочинял бы, пока без сил не свалился бы под этот стол!
— До встречи, доктор.
Я посмотрел на него с сочувствием. Так, во всяком случае, старался сделать.
— До встречи.
Когда он ушел, я попросил бармена принести чашку чаю.
Чем дольше я общался с Артуром, тем с большим беспокойством вглядывался в свое прошлое. Чьи жизни он переживал раз за разом? Где эти люди? Быть может, отыскав их, я нашел бы и лекарство от его воспоминаний.
— Пусть так будет и дальше, — повторил он и поднес к кончику сигареты огонек зажигалки.
За время работы я перестал удивляться. Все неожиданное, необъяснимое всегда находило у меня истолкование. Трудясь в отделе по розыску преступников, находящихся в бегах десятилетиями, перестаешь поражаться событиям, которые могли бы вызвать шок у так называемых обычных людей. В этом отношении я сильно отличаюсь от них и завидую им.
Мне трудно поверить в волнение при виде заката или замирать в кинозале при неожиданном режиссерском трюке. Иногда мне кажется, что все эти номера давным-давно придуманы мною и теперь выставляются бестолковыми режиссерами как собственные находки. Все то, чего человечество еще не знает об убийствах детей, я уже начинаю забывать.
Пятьдесят два года — немалый срок. Если бы не спорт и отсутствие семьи, я давно уже распрощался бы с необходимостью просыпаться каждое утро с желанием найти очередного мерзавца, вынимающего нож при виде ребенка. Я плохо представляю, вернее сказать, вообще не представляю, что будет, когда иссякнут силы и встанет вопрос о моем уходе.
Я ничего не умею. Только — искать убийц, разгадывать тайны их темных попутчиков и идти по следу. Когда время укажет на невозможность заниматься любимым делом, я, наверное, умру.
Не хочу огорчать Артура, пусть едет к отцу, наполненный свободой и светом, которого ему так не хватало в жизни. Признаться, не думал, что именно так может выглядеть одна из жизней, затронутых человеком, которого я разыскиваю столько лет…
Пусть Артур не знает, что человек, оставленный им в больнице, — не убийца Толика и других детей. Я отрабатывал этого водителя около двух лет и в конце концов понял, что это не мой клиент.
Пятнадцать лет назад у меня в руках оказалось дело об убийстве детей в том самом городе, в который сейчас возвращается Артур. Все это время я ищу человека, доставившего людям столько страданий. Теперь мои поиски подходят к концу.
Мы встретились с Артуром непредумышленно, как часто случается с людьми моей породы. Божье провидение? Но я не верю в подобные вещи. Скорее это чертова петля. Или — подарок. В конце концов, я должен был быть вознагражден кем-то за то, что нашел нежить.
Тем не менее все эти семь часов рядом со мной, неопознанно, как детский страх Артура, присутствовало удивление. Но вот оно уже и прошло. Так, эпизод в жизни…
— Желаю вам удачи, Артур. — Я искренне протянул ему руку. — Время, проведенное с вами, я могу смело считать счастливым случаем.
Он поднялся и улыбнулся.
— Надеюсь, и коньяк не подвел.
— Коньяк хорош. Кстати, почему врач запретил вам пить?
— Поджелудочная. Чертова болячка. Желаю вам хорошо отдохнуть.
— Не исключено, что мы встретимся, — заметил я.
— Возможно.
Я вынул из кармана записную книжку, оторвал листок и написал на нем номер телефона.
— Позвоните мне, как побываете в том парке.
Он кивнул, взял листок, бросил взгляд на бармена и ушел. Деньги за коньяк Артур оставил на столе.
Я попросил принести чай и посмотрел на часы. У меня еще было время подумать о деле.
Город Артура встретил меня приветливо. Видимо, он не догадывался о цели моего визита. Я знал адрес, но прежде стоило дождаться курьера.
Доев пломбир, я опустил обертку в урну и вытер руки платком. Ничего не поделаешь, люблю мороженое. Семнадцать лет жизни в детском доме принуждали меня наверстывать упущенное. Сгущенное молоко, мороженое, конфеты и шоколад — все, чего я был лишен те семнадцать лет — поедались теперь мною в огромных количествах.
Если информация верна, курьер должен появиться. Тридцатилетний выродок с зачесанными назад волосами, в узких джинсах и легкой курточке. Так теперь выглядят педофилы. Помимо узких джинсов, они еще имеют семью и работают инженерами. Из большого города он вез заказ моему клиенту. Очередную погубленную душу и жизнь.
Едва я спрятал платок в карман, на улице появился этот тип.
Курьер сменил курточку на костюм, почти приличный, выглаженный, надел свежую рубашку небесно-голубого цвета. Он торопился куда-то мелким, но частым шагом. Рядом с ним почти бежала девочка.
Я всматривался в лицо ребенка и в очередной раз пытался понять, почему изверги вроде этого курьера всегда готовы уничтожать других людей. Ответ был: деньги.
Как ни ждал я, а появление его все равно оказалось неожиданным. Пришлось даже газету развернуть.
Аромат какого-то горького парфюма волной затронул меня, сидящего на лавочке у подъезда, и понесся вслед за хозяином.
— Скоро придем, — сообщил он девочке.
Сунув газету в урну, я поднялся и направился вслед за курьером. Когда мы прошли таким образом пять или шесть парковок и три квартала, я начал подумывать о том, что девочка порядком устала и хочет пить. Но курьера это не смущало. Он рассматривал ребенка, идущего рядом, как товар. На пересечении улицы Революции и Коммунистической он замедлил ход и стал осматриваться.