Первый день прошел в суматохе: за новым больным то и дело являлись санитары с каталкой и, несмотря на протесты способного ходить пешком Артема, возили его по перевязочным-процедурным. Ночью покоя ему тоже не дали: явилась суровая толстая тетка-медсестра, всадила в задницу полупроснувшегося Тарасова дико болезненный укол и удалилась с чувством исполненного долга.
Наутро, едва Артем успел привести себя в порядок, в палату вошла девушка в накрахмаленном халатике и массивных роговых очках, так не шедших к ее миловидному личику, и заявила:
— Меня зовут Лия… Лия Евгеньевна. Я ваш лечащий врач, — сказала она и тут же набросилась на Артема: — Почему вы бродите по палате?! Почему не лежите, как полагается?!
Тарасов послушно улегся и сказал:
— Мамочке надо позвонить, а у меня телефон отобрали.
Докторша строго взглянула на строптивца поверх очков:
— Во-первых, он разбился и лежит в приемном отделении в вашем ящике вместе с вашими же грязными вещами. Во-вторых, пользоваться телефоном нельзя — только через дневального-санитара…
— А что можно? — поинтересовался Артем.
— Если вы про секс, то тоже нельзя, — бойко ответила Лия.
— Даже вприглядку?
— Вприглядку вредно для здоровья, — усмехнулась докторша.
Тарасов раскрыл рот, чтобы задать еще один — последний — вопрос, но девушка прервала его:
— Да, телевизор на этаже есть, но вам его смотреть нельзя… А можно лежать и выполнять назначения врача!
Закончив фразу, докторша развернулась на каблучках и вышла.
— Конвой может быть свободен, — проворчал Тарасов и повернулся на бок.
Боль ушла. Разукрашенная зеленкой физиономия покрылась частыми крестами пластырей, торчащими нитками швов. Болело в спине, но эта боль не шла в сравнение с муками сомнений, которые испытывал сейчас Тарасов.
Задремать не получилось: деликатно покашляв, в палату вошел посетитель — генерал Ларичев, — в халате, наброшенном на полевую камуфляжную форму.
— Артем, о той истории с задержанием и допросами придется забыть, — сказал генерал. — Это пока просьба.
— Это для вас так важно, товарищ генерал? — удивился Артем.
— Да, — кивнул тот. — Если бы я не знал твою манеру мстить — не отпирайся хоть передо мной, майор! — если бы не знал, то не стал бы убеждать так настойчиво… Даешь слово забыть?
— Так точно… В общем, даю, — подумав, ответил Тарасов.
Генерал с облегчением вздохнул, зачем-то сдунул пыль с цветов, стоящих на подоконнике, и положил на одеяло рядом с Артемом сверток.
— Это что, гостинец? — поинтересовался Тарасов.
— Это неучтенный ствол и к нему две обоймы, — просто ответил Ларичев. — Мы с тобой, брат, из спецназа, так что друг друга уже, похоже, поняли, так?
— Так точно, — усмехнулся Артем и, прикрыв глаза, добавил: — Спасибо вам за все!
После ухода Ларичева Тарасов уснул и уже не слышал, как генерал за дверью тихо переговаривается с врачом.
Второй день был тоже беспокойным, но он как-то очень быстро закончился. Явилась Лия, пояснив, что заступила на ночное дежурство.
— Как вы себя чувствуете? — стоя на пороге, готовая уходить, спросила она.
— Вы замужем? — поинтересовался Тарасов.
— Нет. Но к процессу лечения это не относится…
С этими словами докторша закрыла дверь палаты и, на мгновение мелькнув за мутно-молочным стеклом, пропала.
Сны в эту ночь Артему снились исключительно эротические, с очкастой докторшей в главной роли. Это значило, что он пошел на поправку.
Прошел еще один день, и снова наступил вечер. Тарасов несказанно удивился: Лия снова пришла.
— Вы опять дежурите? — вежливо осведомился Артем. — Не переутомляетесь?
Девушка молча присела на стул у окна и сдунула пыль с фальшивых цветов.
— Я вашу историю болезни просматривала: сегодня привезли из управления, — тихо сказала Лия Евгеньевна.
— Со мной все так плохо? — усмехнулся Тарасов.
Докторша серьезно покачала головой.
— Девяносто второй — пулевое ранение, — стала она загибать пальцы. — Девяносто четвертый — еще одно, посерьезнее. Две тысячи первый — атипичная бактериальная пневмония, похожая на тропическую. Две тыщи одиннадцатый — контузия, и вот снова — множественные травмы…
— К чему вы клоните, доктор?
Лия Евгеньевна не ответила. Она протянула изящную, с цепочкой на запястье, руку и погладила Артема по ежику волос.
— Вы это серьезно? — Тарасов задал этот вопрос, но его губы уже тянулись к тонкому девичьему запястью. Докторша отдернула руку, как от ожога.
Артем провел ладонью по мягким волосам Лии. Волна нежности и грусти затопила его. А девичьи, сложенные в усмешку губы были уже рядом с его распухшими разбитыми губами.
— Отовсюду кетгут[6]торчит, а туда же — целоваться! — улыбаясь, едва слышно ответила Лия, и Артем почувствовал, как под его ласковыми руками слабеет ее спина…
Ночь закончилась слишком быстро. Лия ускользнула, кажется, не попрощавшись, — остался только легчайший запах духов, и казалось, что пластмассовые лепестки искусственных тюльпанов расцвели.
Прислушавшись — в коридоре было тихо, — Артем раскурил сигарету, которую вчера стрельнул в туалете у прапора с гипсом на полгруди. Дымок потянулся в приоткрытое окно.
В другое время и в другом месте Тарасов запросто нарушил бы режим — сбегал бы, к примеру, за угол за цветами для докторши. Но здесь, в Новых Горках, он чувствовал присмотр — настоящий, без дураков. Когда Артем впервые выбрался в коридор, санитар в теплом халате, сидящий напротив этажной двери, проводил его взглядом особенно внимательно. Да и медики приглядывали за новым больным в оба глаза: часто, дремля днем, Тарасов шестым чувством ощущал чужое присутствие, слышал скрип двери. Его пасли, несомненно, по приказу Ларичева, и если бы Артему вздумалось навострить лыжи, такая попытка была бы пресечена — скорее всего, уже на первом этаже корпуса. Тут майора Тарасова тренированное чутье не могло подвести. Стоило попробовать старый, испытанный способ — свалить через окно, благо этаж всего второй, — только периметр Центрального военного клинического госпиталя, как помнил Артем из оперативных разработок, охранялся плотно, хотя и негласно.
Это не госпиталь — для него это настоящий вольер… И телефон отобрали не у него одного: прапор, поделившийся куревом, также жаловался на отсутствие связи. Ларичев тоже не объявлялся. И из батальона никого — хотя информация до сослуживцев могла и не дойти. Да, держат здесь только тех, кого надо на время изолировать… Ночью Тарасов разобрал и собрал пистолет: машинка была в исправности. Оставалось надеяться, что видеонаблюдение в палатах не ведется: если нельзя сигареты, то ствол уж наверняка иметь запрещено…