— Вы были в нацистском лагере смерти? — спросил он старика.
— Да.
Глаза Патрика от удивления округлились.
— Я тоже видел зло, — сказал он.
— Верю, сынок.
— Я совершал ужасные поступки.
— Поступки, которые ваша жена никогда бы не одобрила? — спросил психиатр.
— Да.
— И теперь вы хотите с ней помириться?
— И вернуть дочь. Она забрала мою дочь. Я очень скучаю по ним обеим.
— Почему вы уверены, что ваша жена захочет вас видеть?
— Потому что мы — родственные души.
Старик вздохнул.
— Родственные души… Слишком сильно сказано, мой друг. Вы когда-нибудь задумывались над тем, что это значит? Родственные души — это две половинки некогда единой души, разделенной Богом.
— Я никогда прежде не слышал об этом.
— Это часть древней мудрости, которая предшествовала религии. Воссоединение родственных душ — благословенное событие, но не в вашем случае. Родственные души не могут воссоединиться до тех пор, пока обе души не исполнят свой тиккун… [33] свое духовное исправление. А вы, мой друг, далеки от этого.
Старик поднялся, чтобы идти.
— Эй, док, одну минуточку. Я передумал. Мне нужна ваша помощь. Скажите, что я должен сделать, чтобы воссоединиться с моей любимой, и я сделаю это.
— Все в этой жизни имеет причины и последствия. Исправьте причины, и вы исправите последствия.
— И что это значит, черт побери? — вспылил Патрик. — Это она бросила меня. Я что, должен перед ней извиниться? Это что, поможет?
— Не спешите… Обдумайте все хорошенько… Решите, что вам нужно от жизни. Когда вам надоест строить из себя жертву, свяжитесь со мной.
Старик засунул руку в карман и, выудив оттуда визитку, протянул карточку Шепу.
Патрик Шеперд прочел на квадратике картона слова:
ВИРДЖИЛ ШЕХИНА [34]
ИНВУД-ХИЛЛ, НЬЮ-ЙОРК.
Инвуд-Хилл, Нью-Йорк
13:51
Расположенный на северной оконечности острова Инвуд-Хилл не похож ни на один из районов Манхэттена. Здесь нет небоскребов. Река Гарлем омывает его с северо-востока. На юге к нему примыкают Хай-Бридж-Парк и Вашингтон-Хайтс. На западе от Инвуд-Хилла тянутся спортивные поля и площадки, принадлежащие Колумбийскому университету. Тем, кто случайно попал в эту холмистую, покрытую густым лесом местность, может показаться, что он находится за тысячи миль от Большого Яблока.
Парк Инвуд-Хилл — единственный природный лес, сохранившийся на острове Манхэттен. Если взобраться на каменистую вершину холма, то можно насладиться великолепным видом на реку Гудзон. Бродя по лесу, можно наткнуться на древние пещеры, в которых задолго до прибытия первых европейцев обитали индейцы племени ленапе.
Черный «шевроле» въехал на территорию парка Инвуд-Хилл, сделал разворот на сто восемьдесят градусов на перекрестке Бродвея и Дикман-стрит и остановился.
Бернард де Борн вышел из машины и хлопнул дверцей. Перейдя проезжую часть, он подошел к новому уличному телефону, проверил, работает ли он, а затем набрал на своем мобильном телефоне номер и позвонил…
— Да?
— Это я. Перезвони по номеру 21–24–33–46–13.
Министр обороны нажал на кнопку отбоя и ждал. Как только уличный телефон зазвонил, де Борн сорвал с рычага трубку.
— Что стряслось? — спросил он.
— «Коса» выпущена на волю.
Мужчина нахмурился.
— Где? Когда?
— Площадь Объединенных Наций. Около пяти часов назад.
— Пять часов? Пять часов — это целая вечность. Ты не имеешь ни малейшего представления, как быстро эта дрянь распространяется в большом мегаполисе. Я должен добраться до ООН раньше, чем у них кончится вакцина…
— Берт! «Коса» генетически изменена. Теперь ее не победить ни одним из известных антибиотиков.
Холодный пот выступил на лбу министра обороны.
— Министерство национальной безопасности закрыло все входы и выходы с Манхэттена. Где ты сейчас?
— На севере острова, — ответил Бернард де Борн.
— Ты здоров?
— Пока да. Я был в безопасном месте, встречался с ведущими членами совета.
— И?..
— Они поддержали план, но теперь это не имеет значения, — сказал Бернард де Борн. — Все под большим вопросом.
— Не обязательно. Подумай: если эпидемия «Косы» вспыхнет в следующем месяце в Тегеране, это никого не удивит…
— Тише! О чем ты вообще говоришь? Если «Коса» проникнет за пределы Манхэттена в ее теперешней форме, все мы будем через месяц мертвы. Без вакцины «Коса» — это поезд-экспресс без тормозов. Мне нужно поскорее выбраться с острова, пока я не заразился. Где президент?
— В здании ООН. На карантине. Никого оттуда не выпускают.
— Президента и его окружение надо вывезти в форт Детрик и держать там в изоляции, пока мы не найдем лекарство. Я сейчас еду в ООН. Это мой единственный шанс. Звони мне на мобильный телефон, если будет что-то новенькое.
— Берт! Эта линия небезопасна.
— Никто не будет прослушивать наши разговоры. На Манхэттене — чума…
Отрывок взят из недавно обнаруженных, но еще не опубликованных воспоминаний хирурга Ги де Шолиака, жившего во времена «черной смерти» 1346–1348 годов.
Перевод со старофранцузского.
17 января 1348 года
Записано в Авиньоне, Франция
Чума распространяется по Авиньону.
То, что началось как шепот в ночи, теперь превратилось в вопли умирающих и горестные стенания их близких и родных. Спасения нет.
После первых жертв чумы болезнь за несколько дней свела в могилу их родных и тех, кто ухаживал за больными. Постоянно звонят колокола. Братские могилы быстро наполняются телами. Ужас пожирает души живых, в то время как холодная рука бродящей по улицам города Смерти касается тех, кто впредь будет избавлен от всех невзгод, что выпали на долю живых. Никто не может чувствовать себя в безопасности — ни взрослый, ни ребенок, ни кардинал, ни проститутка.