– Этого еще не умею. Зато по стенам ходить могу. И до потолка допрыгнуть. И…
– Почему же ты бежала? – негромко поинтересовался доктор. – Кого-то, кажется, резать собирались?
Наталья нахмурилась, отвела взгляд:
– А вы знаете, дядя Дмитрий Ильич, какая в ноге у человека самая хрупкая кость?
* * *
Самой хрупкой костью оказался коленный сустав. Владимир Иванович Берг констатировал это с нескрываемой горечью. Его питомцы способны очень быстро двигаться, высоко и далеко прыгать, но что толку, если колено не выдерживает сильных ударов? Вот если бы злосчастный сустав был из стали-нержавейки, а еще лучше из титана…
Первую группу начали готовить к операции полгода назад. Туда включили самых здоровых – и подростков, и совсем маленьких. Владимир Иванович долго беседовал с каждым, объяснял, успокаивал. Операции, говорил он, бояться не надо. Каждому из них несколько лет назад впустили под кожу полезных красных амеб. Тогда тоже многие боялись – и совершенно напрасно. Все пройдет под наркозом, больно не будет, зато потом, когда заживет, дети превратятся в настоящих кузнечиков. Хоть на три метра взлетай, хоть на все десять. А спрыгивай можно будет даже с пятого этажа, не разобьешься.
Хочешь быть кузнечиком, малыш?
Наталья испугалась. Кузнечик – еще ладно, но те, кто был постарше, шептались, будто при операции заменят не один сустав, а обе ноги сразу. Взамен другие пришьют, длинные и очень твердые. А чтобы легче было прыгать, чего-то вставят прямо в сердце – кровь по жилам гнать. Когда об этих разговорах узнал Берг, то очень рассердился и дал честное слово, что ничего такого не предвидится. Ему поверили – но не все.
Первая операция намечалась на февраль, однако помешали внезапные сборы. Наталья бежала в ночь перед отъездом.
* * *
– А кто-то говорил, что красные зомби из полка Бессмертных героев – всего лишь байки несознательных граждан, – заметил поручик. – По сравнению с этим доктором Франкенштейном, зомби – вполне щадящий вариант.
– О чем слыхал, о том и рассказывал, – дернул плечами красный командир. – А зомбей… В смысле, зомби… Их не бывает.
– Я бы судил столь категорично, – вмешался Не-Ильич. – Про Гаити и тамошних унганов рассказывают всякое, так что не станем спешить. Но если вы о лаборатории Кедрова, то знаю совершенно точно – мертвецов там не воскрешали и не посылали в бой. А вот с вполне еще живыми, пусть и не слишком здоровыми людьми, вещи проделывали чудовищные. Архисквегное подражание архисквегному Фганкенштейну. Странно, Кедров – врач, давал клятву Гиппократа… Однако, у нас с вами сейчас совсем иная проблема. С этой юной гражданкой что-то следует делать.
– Не следует! Не следует! – Наталья вновь ударила ногой об пол. – Я здорова, тетя Оля лампу кварцевую достала…
Рыжебородый покачал головой.
– Лампа – это несерьезно. Если то, что я подозреваю, правда, то кварц ничем не лучше макухи, которую жуют, чтобы прогнать голод. Но все равно, не верится. Фотосинтез, красные амебы… Слишком мало энергии, чтобы выжить да еще так прыгать. И в то же время…
Не-Ильич помолчал, припоминая.
– Теперь, кажется, понял… Да, точно! Полгода назад я заезжал в Харьков, ненадолго, по санаторным делам. Позвали меня к Богданову, в его Институт крови, и там, под большим секретом, продемонстрировали некий препарат… Девочка, закрой ушки!
Наталья с охотой подчинилась, но ладони прижала к щекам не слишком плотно.
– …Препарат в данном случае – это то, чтобы было взято при вскрытии. Патанатом сделал препарат соединительнотканного слоя дермы, чтобы понять, почему у покойника кожа была совершенно необычного цвета – ярко-красного. Поразительно то, что в мертвой коже остались живые амебоидные клетки, крупные, алого цвета, с длинными отростками. Вся клетка выглядела очень необычно, форма странная, звездчатая. К тому же их было очень много… Наташа, пгекгати архибезобгазно подслушивать!..
Наталья сделала строгое лицо и шлепнула себя ладонями по ушам.
– …Да-с. Этих амебоидов было практически не меньше, чем фибробластов. Фибробласты, если кто не знает – нормальные клетки рыхлой соединительной ткани. Специалисты, которые мне сие демонстрировали, не могли ничего объяснить. Такие паразиты медицине и биологии неизвестны. Я тоже поохал и поахал, после чего отбыл в полном недоумение, ибо такого не может быть, как говорится, по определению… Наташа, ты нам все рассказала?
Девочка оторвала ладони от ушей и задумалась. Никто не торопил.
Молчали.
– Как амеб под кожу запустили, не помню, – наконец, заговорила она. – Плохо мне было, думать не могла. Потом – очень жарко, как огонь по всему телу. И есть хотелось. А после полегчало, солнце стало нравиться. Вспомнила! Когда я вставать начала, меня и других новеньких первый раз закаляться повели.
– В холодную воду прыгать? – улыбнулся доктор.
Девочка помотала головой.
– Нет, это для совсем маленьких. Нас в железный сарай отправили, где свет из-под земли появляется…
Ротный и кавалерист-девица переглянулись. Семен приложил палец к губам, девушка, чуть подумав, согласно кивнула.
…Белая сфера за стальными воротами секретного ангара. Гулливер, плененный лилипутами.
– …Но смотреть не дали, на глаза повязки надели, кожаные. Больно не было, только вроде как холодом подуло и в пятках щипать стало. Потом нас еще несколько раз водили, мы привыкли.
– В пятках щипать, – повторил Не-Ильич. – Что-то, связанное с электричеством, как я понимаю. Наташа, конечно, этого знать не может…
– Могу, могу! – энергично возразила девочка. – Нам Владимир Иванович сказал, что бояться не надо, это природная ономулия…
Рыжебородый покивал, словно ничего иного не ожидая, усмехнулся невесело.
– Иногда ругательски ругаю себя, что перестал заниматься политикой. Архимещанский подход к жизни! Строить больницы и санатории – дело важное, но иногда должно и власть употребить. А если потребуется – бить по головкам, бить безжалостно!
– Когда мы с вами, Дмитрий Ильич, познакомились, вы были председателем Совнаркома, – негромко напомнила бывший замкомэкс.
– Крымского, матушка, всего лишь крымского, – отмахнулся Не-Ильич. – И то на несколько дней, пока не подобрали более рукастого товарища. У меня нечто вроде зарока еще с 1903-го. Тогда мы с братом встретились в Брюсселе, вот-вот должен был открыться Второй съезд РСДРП(б). Сейчас об этом сочиняют сказки, а все выглядело очень просто. Толпа эмигрантов, делающих революцию в кафе и библиотеках – и несколько руководителей с мест, из России. Они, собственно, и были партией. От их – от нашего! – слова зависело всё. Я руководил Столичным комитетом…
Рыжебородый подошел к столу, протянул руку к темной бутыли.
Отдернул.
– Двадцать девять лет, надежды, амбиции… Брата сватали на «Искру», меня – на ЦК. Кто-то уже поговаривал о «симбирской династии». А потом… Потом я впервые послушал Плеханова. Георгий Валентинович был в тот день поистине в ударе! Он торжественно поклялся после нашей неизбежной победы установить на каждой российской площади гильотину. Помню, из зала ему крикнули: «Какая гадость!» Это был Надеждин, один из ветеранов «Народной Воли». Плеханов даже не поморщился. А ведь я пошел в эсдеки не в последнюю очередь из-за того, что в романовской России к человеческой жизни относились совершенно наплевательски. Я – врач… Итак, гильотина в качестве программы-минимум. Затем был съезд, где весь цвет нашего социал-демократического бомонда повел себя не лучше стаи павианов. У них вопросы лидерства тоже всегда на первом плане. В Центральный Комитет баллотироваться я не стал, отказался. Так сказать, шаг впегед и два шага назад… Ну-с, больную прошу приготовиться к осмотру, а вы, молодые люди, вино без меня не пробуйте. Я должен сначала о нем рассказать, ибо сей продукт того стоит… Пойдем, Наташа!