— Ты же знаешь, Плут умер, — испуганно сказала Каролина.
Родерик сощурился, будто вспоминая, и промямлил:
— Ах да! Верно, была какая-то неприятность. Стало быть, пес помер? Бедняга.
Казалось, он провел в лечебнице долгие годы — так замутнены и неповоротливы были его мысли. Наш третий визит совпал с кануном Рождества, когда пациенты в нелепых картонных коронах разгуливали по больничным коридорам, украшенным блеклыми бумажными цепочками и гирляндами. Вялый Родерик выглядел еще более смурным, и я только обрадовался предложению ассистента Уоррена выслушать отчет о ходе лечения.
— В целом дела его не так уж плохи, — сказал врач. Моложе Уоррена, он производил несколько легкомысленное впечатление. — Во всяком случае, от галлюцинаций он почти избавился. Мы исхитрились накачать его бромидом лития — это помогло, спит он гораздо лучше. К сожалению, его случай далеко не единичен; полагаю, вы заметили — у нас куча пациентов того же возраста: алкоголики, невротики и те, кто считает себя «контуженным»… На мой взгляд, все это часть одной проблемы — последствий войны, которые в зависимости от личностного типа проявляются по-разному. Будь Род из другой семьи, он бы стал игроком, или бабником, или… самоубийцей. Он все еще просит на ночь его запирать, однако, надеюсь, это мы собьем. Прогресс не особо заметен, но… — врач замялся, — потому-то я и пригласил вас на разговор: думается, именно ваши визиты препятствуют улучшению. Он все еще убежден, что его семье грозит опасность, которую он должен держать под контролем, и это его изнуряет. Когда ничто не напоминает ему о доме, он совсем иной, гораздо живее. Мое мнение разделяют и сиделки, которые за ним наблюдают.
Из окна врачебного кабинета я видел больничный двор: съежившись от холода, миссис Айрес и Каролина шли к моей машине.
— Его матери и сестре эти посещения тоже даются нелегко, — сказал я. — Если угодно, я отговорю их от визитов и буду приезжать один.
Врач подвинул ко мне сигаретницу:
— Если честно, лучше вам всем воздержаться от посещений. Вы слишком ярко напоминаете ему о прошлом. А надо позаботиться о его будущем.
— Право же… — Рука моя зависла над сигаретницей. — Ведь я его врач. Кроме того, мы добрые приятели.
— Понимаете, Род очень просил, чтобы на какое-то время вы все оставили его в покое. Извините.
Сигарету я так и не взял. Распрощавшись с врачом, я отвез домой миссис Айрес и Каролину. В последующие недели мы регулярно писали Родерику, изредка получая вялые ответы, которые ничуть не вдохновляли на визит. Комнату с обуглившимися стенами и закопченным потолком заперли. По ночам миссис Айрес часто просыпалась от удушливого кашля, требовавшего лекарства или ингалятора, и потому Бетти переселили в бывшую спальню Рода, расположенную на той же площадке.
— Гораздо удобнее, когда она рядом, — одышливо говорила миссис Айрес. — Ей-богу, девочка это заслужила! Она так добра и была верна нам во всех наших бедах. В подвале ей слишком одиноко.
Что и говорить, Бетти была в восторге от новоселья. Но вот меня ее переезд слегка обеспокоил, а потом, когда я заглянул в ее новое жилье, даже очень расстроил. Авиационные карты, призы и приключенческие книжки исчезли, уступив место жалким пожиткам, которые неузнаваемо изменили комнату: нижние юбки и штопаные чулки, дешевый гребень, россыпь шпилек и сентиментальные открытки на стенах. Вся северная часть особняка, некогда называвшаяся мужской половиной, практически стала нежилой. Омертвелые комнаты напоминали парализованные конечности. Вскоре уже казалось, что Род никогда здесь не жил, — он сгинул еще бесследнее, чем бедняга Плут.
Все понимали, что с отсутствием Родерика Хандредс-Холл вступает в свою новую фазу. В бытовом плане перемены дали о себе знать почти сразу: больничные счета нанесли ощутимый удар по хлипкой финансовой базе имения, потребовав еще более жесткого режима экономии. Теперь генератор почти все время молчал, зимними вечерами дом погружался в кромешную тьму. На столике в прихожей для меня оставляли старый латунный фонарь, и пока я брел по коридору, пропахшие гарью стены то выплясывали в кружок желтоватого света, то вновь ныряли в тень. В малой гостиной миссис Айрес и Каролина при свечах и керосиновых лампах читали, занимались шитьем или слушали радио. Тусклое освещение заставляло щуриться, но все равно комната казалась сияющим островком в море чернильной тьмы. Вызванная звонком, Бетти освещала себе путь свечой в старомодном подсвечнике, тараща глаза, словно персонаж детского стишка.
Меня поразило, что все они с удивительной стойкостью приняли новые условия жизни. С лампами и свечами Бетти была знакома с детства. Казалось, она привыкла и к дому, словно все драматические события способствовали ее утверждению в его укладе, хоть они же вытряхнули из него Родерика. Каролина уверяла, что любит потемки — мол, при постройке дома электричества не предполагалось, и вот наконец-то они живут как должно. Но я понимал, что скрыто за этой бравадой, их скудное существование меня очень тревожило. В разгар болезни Рода мои визиты в Хандредс-Холл резко сократились, но теперь я стал бывать здесь раз, а то и два в неделю, частенько принося гостинцы в виде продуктов или угля, которые якобы получил в дар от пациентов. Приближалось Рождество — день, в который мне, холостяку, всегда было слегка неуютно. В прежние годы я встречал его в семье бывшего коллеги, жившего в Банбери, и нынче мы сговорились быть вместе. Но миссис Айрес обронила как нечто само собой разумеющееся, что ждет меня на праздничный ужин. Растроганный, я извинился перед приятелем и разделил с Айресами их скромную трапезу. Ужин был накрыт за большим столом красного дерева в продуваемой сквозняком столовой, но обслуживали мы себя сами, поскольку Бетти на сутки отпустили к родным.
Однако отсутствие Родерика имело еще один результат. Полагаю, мы все припомнили нашу последнюю совместную трапезу, состоявшуюся незадолго до пожара и омраченную неприятным поведением Рода. Иными словами, каждый из нас виновато почувствовал облегчение от того, что нынче источника неприятности нет. Безусловно, мать и сестра сильно скучали по Родерику. Дом, в котором обитали три тихие женщины, временами казался невероятно безжизненным. Но вместе с тем из него исчезла напряженность. Что касается ведения дел, то в этом, как некогда предсказывала Каролина, отсутствие Рода почти никак не сказалось. Управленческая рутина ковыляла сама по себе и даже, надо сказать, меньше спотыкалась. Каролина обратилась к банкирам и маклерам с просьбой восстановить утраченные в огне документы, после чего истинное финансовое положение семьи открылось во всей его неприглядности. Между Каролиной и матерью состоялся откровенный разговор, после которого и был включен жесткий режим экономии. Каролина безжалостно прошерстила дом на предмет того, что можно продать, и вскоре картины, книги и мебель, которые до недавнего времени сентиментально сохранялись, перешли к бирмингемским торгашам. Наверное, самым решительным ее шагом стало продолжение переговоров с советом графства о продаже части парка. Сделка состоялась под Новый год, а всего через два-три дня я уже видел в парке застройщика Бабба, который вместе с парой топографов колышками размечал площадку под строительство. Вскоре начались земляные работы — спешно рыли траншеи для первых фундаментов и коммуникаций. За ночь разобрали часть ограды, и теперь с дороги был виден дом, сквозь брешь казавшийся еще обособленнее и беззащитнее.