Так что я научился не требовать от нее слишком многого. Больше всего я опасался ее оттолкнуть. Иногда складывалось впечатление, что наша помолвка стала для нее еще одной обузой в хлопотах по имению и она позволит себе задуматься о будущем, лишь когда утрясутся текущие дела.
Казалось, до изменений к лучшему уже рукой подать: стройка набирала темп, тянули электричество и водопровод к ферме, где, на радость Макинса, дела вроде бы пошли в гору. Вопреки опасениям Каролины миссис Айрес выглядела вполне здоровой и веселой, чего уже давно не было. Всякий раз я видел, что она подкрашена и тщательно одета, тогда как ее дочь, несмотря на перемену в наших отношениях, по-прежнему отдает предпочтение старым бесформенным свитерам и юбкам, неказистым беретам и грубым башмакам. Делая скидку на холодную погоду, я с этим мирился, но планировал по весне свозить ее в Лемингтон и приодеть. Частенько я мечтал о лете и представлял, как загорелая босоногая Каролина в безрукавке с открытым воротом входит в дом, в котором распахнуты все окна и двери… Мое собственное унылое жилье теперь казалось фальшивым, как театральная декорация. По ночам, усталый, но бессонный, я представлял Каролину в ее постели. Мысль моя легко преодолевала разделявшие нас мили: точно браконьер, она проскальзывала в ворота имения и шагала по заросшей аллее, открывала разбухшую парадную дверь, на цыпочках ступала по мраморным плитам, а затем бесшумно кралась по тихой лестнице…
Однажды в начале марта я, как обычно, заглянул в Хандредс-Холл и узнал новость: загадочные шалости, прозванные Каролиной игрищами, возобновились в иной форме.
Поначалу она не хотела о том рассказывать — мол, «все это уже надоело». Однако я обронил, что у нее и миссис Айрес усталый вид, и тогда Каролина призналась, что в последнее время по ночам их будит телефонный звонок. Это было уже раза три-четыре, сказала она, между двумя и тремя пополуночи; всякий раз, как поднимали трубку, линия молчала.
Они даже подумали, не я ли звоню.
— Вы единственный из наших знакомых, кому случается не спать в такое время. — Чуть покраснев, Каролина взглянула на мать. — Надеюсь, вы не звонили?
— Конечно нет! Мне бы и в голову не пришло беспокоить вас так поздно. Обычно в два часа ночи я дрыхну без задних ног. Ну разве что я звонил во сне…
— Я так и думала, — улыбнулась Каролина. — Видимо, неполадки на линии. Просто хотела удостовериться.
Было видно, что она хочет закончить разговор, и я не стал развивать сию тему. Однако в свой следующий визит я узнал, что телефон вновь звонил и опять около половины третьего. На сей раз Каролина, не желавшая выбираться из постели, решила: пусть обзвонится, но она не потащится в холодную тьму. Вскоре лихорадочный трезвон стал невыносим, в своей комнате зашебаршила миссис Айрес, и тогда Каролина сошла вниз, но трубка, по-всегдашнему, мертво молчала.
— Хотя нет, не мертво, — поправилась Каролина. — Странно, в трубке молчали, но я могла поклясться, что на другом конце кто-то есть. Звонили именно сюда. Знаете, я опять подумала про вас.
— А я опять крепко спал и видел сны, — ответил я и, поскольку в гостиной мы были одни, добавил: — Скорее всего, в них были вы.
Я потянулся к ее волосам, но она перехватила мою руку:
— Ведь кто-то же звонил! Одна мысль не дает мне покоя… Как вы считаете, Род не мог звонить?
— Род? — встрепенулся я. — Наверняка нет.
— Но ведь это возможно, правда? Вдруг с ним какая-то беда… Там, в клинике. Мы так давно его не навещали. В письмах доктор Уоррен говорит одно и то же. Может, на нем испытывают всякие лекарства или способы лечения?.. Мы же ничего не знаем. Только счета оплачиваем.
Я взял ее за руки. Взглянув на меня, она сказала:
— Все из-за ощущения, что кто-то хочет нам что-то сообщить.
— В полтретьего ночи любому так покажется! Скорее всего, дело в неисправности на линии, как вы и говорили. Вот прямо сейчас позвоните на коммутатор и выясните, в чем дело.
— Думаете, стоит?
— А почему нет, если вас это успокоит?
Нахмурившись, Каролина подошла к старомодному аппарату. Она стояла ко мне спиной, но я слышал пересказ истории со звонками.
— Да, если вас не затруднит, — с наигранной беспечностью сказала Каролина. Прошло несколько секунд, и беспечность ее угасла. — Понятно. Наверное, вы правы. Благодарю вас. Извините за беспокойство.
Опустив на столик рупор и наушник, она вернулась на диван; вид у нее был очень хмурый.
— Телефонистки ночной смены, естественно, нет, — покусывая кончики пальцев, сказала Каролина. — Барышня, с которой я говорила, просмотрела журнал, или что там у них, где регистрируются звонки. На этой неделе нам вообще никто не звонил. На прошлой тоже.
— Стало быть, все сомненья отпали, — помолчав, проговорил я. — Причина в линии или, что еще вероятнее, в вашей проводке. Видите, Род не звонил. Никто не звонил.
— Да, так телефонистка и сказала. — Каролина все покусывала пальцы. — Значит, так оно и есть, да?
Она словно хотела себя убедить. Однако ночью телефон опять зазвонил. Я видел, что Каролину изводит абсурдная мысль о звонке от брата, и, дабы окончательно ее успокоить, связался с бирмингемской лечебницей. Меня заверили, что Род не мог звонить. Я разговаривал с ассистентом доктора Уоррена и отметил, что тон его менее легкомыслен, чем в нашу беседу накануне Рождества. Он сказал, что в начале года обозначилось небольшое, но определенное улучшение, однако в последние две недели Род всех огорчил. В подробности врач не вдавался, но я, дурья башка, разговаривал при Каролине. Из моих реплик она поняла, что дела неважны, после чего стала еще более подавлена и задумчива.
Словно в ответ на иную направленность ее беспокойства, телефонные звонки прекратились, и возникли новые неприятности. В день, когда они начались, я был в доме — заскочил между вызовами. Мы с Каролиной сидели в малой гостиной; вернее, на прощание я ее поцеловал и только выпустил из своих объятий, когда вдруг дверь распахнулась и на пороге появилась Бетти. Сделав книксен, она спросила, что нам угодно.
— То есть? — рыкнула Каролина, суетливо поправляя волосы.
— Был звонок, мисс.
— Я не звонила. Наверное, мать тебя зовет.
Бетти растерялась:
— Мадам наверху, мисс.
— Я знаю.
— Прошу прощенья, мисс, но звонок был из гостиной.
— Быть того не может — ни я, ни доктор Фарадей не звонили. Звонок сам позвонил, что ли? Иди наверх, коль зовут.
Бетти заморгала и вышла. Встретив взгляд Каролины, я отер губы и усмехнулся. Она не ответила мне улыбкой, но раздраженно отвернулась и с неожиданной горячностью сказала:
— До чего ж противно! Сил нет терпеть! Все украдкой, по-кошачьи!
— По-кошачьи? — Сравнение меня позабавило. Я потянул ее к себе. — Иди сюда, киса. Кисуля.