Иван Кузьмич, опустив трофейный немецкий бинокль, привезенный с Юго-Западного фронта, оглянулся, оценивая обстановку. «Серебряные» атаковали постоялый двор, яростно огрызавшийся двумя пулеметами-трещотками и громким стуком позаимствованных ради такого случая храмовых барабанчиков, обозначавших винтовки. Квадратом стояло оцепление – местная молодежь из сочувствующих на невысоких монгольских лошадках. Большая лавка, установленная прямо за линией всадников, цвела яркими халатами – Малый Хурал в полном составе почтил маневры. А дальше толпились зрители, среди которых тут и там желтели монашеские накидки.
– Тра-та-та-та! Третье отделение!.. Семен, падай, подстрелили тебя. Падай, говорю!.. Тра-та-та!
Рядом с правительственной лавкой красовался барон фон Унгерн при полном параде с большим красным веером в руке. Именно ему, как личности совершенно незаинтересованной, доверили роль посредника. Взмах веера выбивал из рядов атакующих очередного бойца.
Защитников твердыни решили считать бессмертными до начала штурма, только в патронах ограничили.
– По окнам, по окнам сади! Лексей, гаси пулеметчика, левого, левого говорю!.. Тра-та-та-та!
– А-а-а-а-а-а-а! – дружным эхом откликнулся зрительский хор.
Барон бдил. Боец, попытавшийся стрелять с колена по наглому пулемету, получил взмах веера и нехотя завалился на бок. Но и пулемет, выпустивший излишне длинную (тра-та-та-та-та-та-та!) очередь, был вынужден умолкнуть. Берегите патроны, товарищи!
Унгерн, довольно усмехнувшись, поправил торчащий вверх ус. Нежиданное развлечение пришлось ему по нраву.
Мысль о маневрах родилась сама собой. Появление «серебряных» в городе не прошло незамеченным. По Беловодску птицами-вьюнками летали слухи один нелепее другого. Дабы сие пресечь, Иван Кузьмич лично выступил на импровизированном митинге, сообщив обывателям чистую правду: ветеранский взвод вызван для охраны посольства. А чтобы продемонстрировать высокий уровень боевой подготовки, было решено устроить показательное сражение. Условного противника поименовали «мурнуу», то есть «южными», что вызвало радостное и несколько злорадное оживление, ибо с полуденной стороны находился не только враждебный Китай, но и братская Монголия.
Суета вокруг игрища оказалась весьма полезной, отвлекая внимание от подготовки похода. Никто не удивился, что этот вопрос был рассмотрен на Малом Хурале, причем заседание провели прямо на постоялом дворе. Встречу товарища Кречетова с Хамбо-Ламой тоже поняли правильно. Из-за высоких стен дацана просочился слух, что его святейшество всерьез задумался о создании национальной армии.
Все остались довольны, даже барон Унгерн, которому по этому поводу не только подарили китайский веер, но и вернули плеть.
– Тра-та-та-та! А-а-а-а-а-а-а!
Ракета! Приступ начался. Захлебнулась и умолкла последняя трещотка, барабанчики еще гремели, но дружный крик зрителей не позволял усомниться в победе. Барон, спрятав веер, принялся загибать пальцы, подсчитывая выбывших из строя. Наконец на крышу выбрался мрачный бородач и трижды взмахнул красным флажком.
Спеклись «южные». Амба!
Товарищ Кречетов, довольно улыбнувшись, поправил ремень со старорежимной бляхой и направился к воротам. Конечно, в настоящем сражении все было бы иначе. «Условный» бой оказался слишком уж условен, однако «серебряным» хотелось размять кости, а ему самому – без шума решить некоторые скользкие вопросы. И то, и другое вполне удалось.
…На заседание Малого Хурала, проходившее на постоялом дворе, позвали не всех. Двоим, наиболее подозрительным, приглашение прислать забыли, не взяли с собой и секретарей. После общей встречи члены правительства отправились пить чай, а Иван Кузьмич уединился с гун нойоном Баатургы в маленькой комнатушке на втором этаже. Караул у дверей несла лично недостойная Чайганмаа с японским карабином за плечом.
В тот вечер Чайка не улыбалась.
* * *
– К стенке становись, щучий сын! К стенке!.. Щас мы тебя, наглеца малолетнего, насмерть пытать будем.
– Не надо, дяденьки, не надо, не убивайте!..
Кибалкин все-таки доигрался. Его решили зверски замучить, причем прямо у стены постоялого двора. Именно он командовал обороной, имея в своем распоряжении пятерых ревсомольцев и две трещотки. Может, и обошла бы Ивана-младшего горькая чаша, если бы не Унгерн, объявивший результаты боя. Потери оказались столь велики, что «серебряные» постановили пленных не брать. Ревсомольцев признали погибшими в бою, Кибалке же досталась худшая участь.
– А ну говори, какая у вас самая главная военная тайна? А не то сейчас ремней из спины нарежем, в пень порубим, ломтями попластаем!
– Ой не надо, дяденьки, не мучайте! – голосил довольный Кибалка. – Не знаю я никакой тайны, у товарища Кречетова спросите!..
– Говори!!!
Зрители, собравшиеся поглядеть на расправу, охали, ахали и даже пускали слезу. Это еще более заводило шкодника.
– Есть, есть у нас главная военная тайна! Только я вам ее не скажу, вы и так уже все убитые, я вас из пулемета пострелял!..
Ивану Кузьмичу внезапно подумалось, что в плен его племяннику сдаваться нельзя. Именно на Иване Кибалкине вся связь Обороны, невидимые ниточки, протянувшиеся через тайгу от станицы к станице. Считай, парень и есть – главная военная тайна. Узнают, перехватят, станут пытать… Нет, и думать не хочется!..
– Начинаем! Условно сдираем условную шкуру…
– Ай-й-й-й! Дяденьки, не надо, я лучше вам песенку спою. «Партизан в тайге сидит, пятый день не евши. Ну и пусть себе сидит, без него всем легше!..» Ай-й-й! Умираю, спасите!..
Товарищ Кречетов сочувственно вздохнул.
– Вижу, ваши бойцы на правильном пути, да-с! – прозвучало сзади. Барон Унгерн вновь подобрался неслышной барсовой стопой и теперь с немалым интересом наблюдал за расправой. – Пусть учатся, как большевичков изводить, доброе дело! Я бы и сам этого молодого человека, признаться…
– Ухо отрежу, – пообещал добрая душа Иван Кузьмич. Подумав, уточнил: – Левое.
Барон на всякий случай прикрыл ухо ладонью, но не отступил.
– Господин Кречетов! При всей ея нарочитости сегодняшняя игра произвела на меня отрадное впечатление. Слова о чучелах беру назад, хоть и не в полной мере. Над внешним видом, а особенно над строем еще работать и работать… Насчет же вашего племянника я говорил исключительно в шутку, детей никогда пальцем не трогал…
«Ухо ему жалко», – рассудил Иван Кузьмич.
– Могу я попросить о личной беседе, желательно с гарантией полной конфиденциальности?
Искомое нашлось быстро. Кречетов, велев конвоиру оставаться на месте, отвел барона в сторону, под тень росшей возле дороги сосны. Бывший генерал осмотрелся, на всякий случай заглянув за толстый, пахнущий смолой ствол.
– Будем надеяться, – без особой уверенности проговорил он, не обнаружив там шпиона. – Я не о себе беспокоюсь, господин Кречетов, исключительно о вас.