Наконец, однажды ночью, Тибо вывели из камеры и погнали по скользкой лестнице вверх. Он шел, выпрямившись, между двумя стражниками и молча молился, готовый вытерпеть любые пытки. Его привели в странное место: маленькую комнату без окон, освещенную свисавшей с потолка медной лампой. Стены и пол этой комнаты были покрыты темно-красным ковром, на котором были заметны еще более темные пятна. Там его и оставили, предупредив, что он должен приготовиться к смерти...
Комната выглядела зловеще, и еще более зловещими были пятна крови — ничем другим это быть не могло, — но Тибо, после всего, что ему пришлось вынести, дошел до предела, и сил у него уже не оставалось, зато воображение подсказывало ему, что это место предназначалось явно не для сна, разве что вечного. Но он до того устал, до того был переполнен ужасом и отчаянием, что чувствовал только одно, — ковер с пятнами кропи под его босыми ступнями казался мягким. Он потрогал его рукой — и впрямь мягкий и пушистый, куда приятнее, чем холодный камень, на котором он спал. Тибо опустился на колени, потом растянулся во весь рост и провалился в глубокий сон, какого не знал уже давно. Сейчас ему было совершенно безразлично, что с ним сделают, единственное, чего ему хотелось, — уснуть, забыться; и пусть бы его даже убили, — лишь бы перейти из жизни в небытие, не просыпаясь.
А когда он, несколько часов спустя, вновь открыл глаза, ему показалось, что он и в самом деле оказался в раю... Тибо лежал на диване, покрытом шелковым ковром, с шелковыми подушками, в галерее с большими арочными окнами, выходившими в яблоневый сад, напоминавший фруктовый сад замка. В то же мгновение его ноздрей коснулось восхитительное благоухание — и благоухание совершенно земное, божественный запах жареного барашка с зеленью, напомнивший ему, что он по-прежнему испытывает мучительный голод. Тибо приподнялся на локте: и в самом деле, рядом с ним на низком столике стояло большое медное блюдо, уставленное разнообразными яствами, среди прочего — и тем, что издавало этот чудесный аромат. Нот только по другую сторону от столика, на почти таком же диване, на каком лежал он сам, сидел Саладин и пристально смотрел на него, отчего у Тибо мгновенно пропал аппетит.
— Так я, значит, не умер? — разочарованно протянул он.— Да нет же. Ты пока поешь! А потом поговорим.
К нему приблизился раб с чашей, кувшином и полотенцем — для омовения рук. Тибо подчинился, проделал положенный ритуал, а потом набросился на соблазнительную еду с такой жадностью, что султан попробовал его остановить:
— Не так быстро и не слишком много! После длительной голодовки не следует торопиться.
Тибо старался умерить свой аппетит, но на столе было слишком много вкусной еды, и он опустошил почти все тарелки, после чего опорожнил стоявший тут же кувшин с вином. Покончив с пиршеством, он, вспомнив преподанные ему Гийомом Тирским уроки восточной вежливости, шумно рыгнул, и это, похоже, привело хозяина дома в восторг.
— И долго я голодал? — спросил Тибо.
— Если считать по-вашему, — почти двенадцать месяцев. Как видишь, скоро весна.
Вспомнив о кровавом убийстве тамплиера, Тибо невольно поежился и задал следующий вопрос:
— Почему ты меня пощадил?
— Потому что меня восхищает мужество. Я не без колебаний решился провести это испытание, но человек, который способен спать в комнате с коврами настолько спокойным сном, что его не могут потревожить даже приближение и рычание моей любимой пантеры — бесспорно, храбрый человек!
— Моя заслуга невелика, — пренебрежительно заметил юноша. — Я уже много месяцев почти не спал, и устал до изнеможения! Я бы уснул и на пороге ада.
— Нет. Когда человеком владеет страх, он его подавляет, и его тело начинает источать мерзкий запах, я умею его распознавать. Завтра я тебя отпущу.
Тибо поднял на султана полный тревоги взгляд.
— Это означает... что мой король умер... или при смерти?
— Нет. Он все еще жив, и ты отвезешь ему то, за чем приехал. Маймонид получил приказ приготовить бальзам.
— Значит, у него есть все, что для этого требуется?
Живой и быстрый взгляд Саладина на мгновение затуманила горестная мысль.
— Да, в Египте куда легче это раздобыть, и потом, видишь ли, ни одна семья, даже семья правителя, не может уберечься от этой болезни, — вздохнул он, не вдаваясь в подробности, а Тибо не стал его расспрашивать, поскольку он уже заговорил снова: — Так вот, ты уедешь завтра. Перемирие заключено, и я, со своей стороны, намерен его соблюдать: Египет нуждается во мне, и я собираюсь туда вернуться. Но я бы хотел, чтобы ты... оказал мне одну услугу.
— Услугу? Я — тебе? Я служу только двум господам: Богу и моему королю!
— Одно другому не мешает. Если ты сумеешь примести мне то, что я разыскиваю уже много лет, и, разумеется, если твои сограждане будут сидеть тихо и не нарушат перемирия, я позволю твоему королю спокойно править и спокойно умереть. А может быть, позволю и вырасти ребенку его сестры.
— Чего ты хочешь?
— Чтобы ты нашел для меня Печать Пророка — будь навеки благословенно его имя! Не смотри на меня так растерянно, сейчас я все объясню! В сороковом году хиджры [54] умер Отман ибн Аффан, третий халиф после Омара и Магомета — будь благословенно его имя во
веки веков! Он родился в Мекке, был первым значительным человеком в этом городе, обращенным в ислам, и принадлежал к могущественному роду Омейядов. Он поочередно женился на двух дочерях Пророка — будь благословенно его священное имя!
Затем султан рассказал, каким образом Отмана, предпочтя его Али, другому зятю Пророка, избрали преемником великого халифа Омара, который, победив персов и византийцев, завоевал Месопотамию, Сирию, Палестину и Египет, обратил свою империю в ислам, а потом был убит в мединской мечети рабом-персом по имени Фируз. Его преемник, Отман, сделался мишенью для нападок и обвинений Айши, жены Али и дочери Абу-Бакра, ближайшего сподвижника Пророка. Она утверждала, что он покровительствует своим людям и оставил себе часть огромной добычи, захваченной в Персии, в Африке и в Малой Азии. В конце концов она подослала к нему убийцу, одного из своих подручных. Главной бедой для Отмана — именно потому он и не смог ответить обвинителям — стала утрата кольца, Печати Мухаммеда, полученной от архангела Гавриила во время одного из его ночных посещений.
— Ее у него украли? — спросил Тибо.
— Нет. Перед смертью он собрал достаточно сил, чтобы передать кольцо одному из своих людей, а тот уронил его в колодец...
— В колодец? Почему же он не велел его достать?
Высокомерное лицо султана озарила сдержанная улыбка, совершенно его изменившая и сделавшая на удивление приятным.
— Трудно бывает отдать иной приказ, и еще труднее бывает его исполнить, если дело происходит во время боя. Убийство, должно быть, совершилось вскоре после того, и он не успел вернуться на то место с достаточным количеством рабов, которых можно было бы заставить спуститься в колодец.