— Съешь, ну, съешь еще чуточку.
Внимательно посмотрев на Констана, она громко скомандовала:
— Все за мной!
Констан с изумлением наблюдал, как Каролина попробовала погрызть травинку, выдернутую из охапки сена, поморщилась, плюнув в сторону, и решительно зашагала прочь.
Компания послушно потянулась за своей предводительницей.
Стоявшие у окна две женщины делали вид, что наблюдают за резвящимися детьми, в действительности каждая была погружена в собственные мысли. Хозяйка дома Джорджиана, герцогиня Девонширская, думала о своей дочери Элизе, а ее сестра, леди Генриетта Бессборо, о том, как бы поскорей закончить тягостный для нее визит. Не так давно любое посещение Девоншир-Хаус было для леди Бессборо предметом гордости и небольшой зависти, она даже легко согласилась отдать в этот дом свою младшую дочь Каролину, надеясь, что та вырастет в роскоши и тоже станет герцогиней. При этом Генриетта мало задумывалась, как именно воспитывается ее дочь, если у герцогини Девонширской не хватает времени на собственных детей.
А с тех пор как Джорджиана родила Элизу от любовника и герцог не простил такого, в семье начался откровенный разлад, стало и вовсе не до детей и сестры.
Дамы заметили волнение у конюшни, но, увидев двигавшуюся обратно возбужденную компанию, успокоились, дети были заняты друг дружкой и не требовали внимания взрослых, это очень удобно.
Взрослым в Девоншир-Хаус всегда не до детей, наследник пока мал, а девочки герцога не интересовали.
Леди Генриетта Бессборо с тревогой вглядывалась в лицо обожаемой сестры. Джорджиана явно чувствовала себя не лучшим образом.
— Ах, дорогая, неужели это правда?
Герцогиня приложила кружевной платочек к глазам, но не столько, чтобы промокнуть слезы горя, сколько чтобы украдкой протереть сами глаза. Это движение не укрылось от сестры, Генриетта знала, что у Джорджианы появились проблемы с глазами. Конечно, все из-за постоянных ночных бдений за карточным столом. Но леди Бессборо не приходило в голову укорять сестру, каждый имеет право на недостаток, тем более он у герцогини Девонширской всего один — Джорджиана завзятая картежница.
О, сколько злобных языков стесалось, обсуждая странности семейной жизни герцога и герцогини Девонширских! Честно говоря, обсуждать было что и помимо безумной страсти герцогини к картам.
Джорджиана горестно кивнула:
— Да, дорогая…
— Но герцог не может быть столь жесток, ведь ты приняла его детей!
— Думаю, он очень хотел бы моей смерти.
Губы герцогини дрогнули, она старательно прятала слезы даже от сестры. Генриетта вздохнула:
— Уильям несправедлив к тебе. Может, мне поговорить с ним?
— Нет, нет, не стоит! Я смирилась.
Джорджиана возразила поспешно и резко, хотя в голосе сестры, предлагавшей побеседовать с зятем, и без того звучало сомнение. Вообще-то, Генриетта не собиралась взывать к христианским чувствам герцога, она предложила просто для очистки совести, но поспешность, с которой герцогиня отказалась от помощи, подсказала ей, что сестра снова попала в какую-то переделку. Поскольку после Чарльза Грэя, от которого герцогиня Девонширская родила последнюю дочь, любовников у Джорджианы не замечено, значит, проблемы не в супружеской измене, а в карточных долгах.
Сестры некоторое время молча наблюдали за резвящимися на лужайке позади дома детьми, размышляя каждая о своем.
Джорджиана Спенсер вышла замуж за Уильяма Кавендиша, герцога Девонширского, когда ей было всего семнадцать. Джорджиана была не столько красива, сколько уверена в себе и ожидала, что герцог станет достойной оправой для ее успехов в свете. Уильяму от супруги требовались наследники, хотя бы один, но это долго не удавалось. Только через десять лет молодая герцогиня родила дочь, названную в ее честь тоже Джорджианой, а в семье малышкой Джи, через два года еще одну, прозванную Харроу, но родить сына никак не удавалось. Возможно, причиной выкидышей был образ жизни беспокойной герцогини.
Насколько герцог Девонширский любил уединенную жизнь в поместье, охоту и длительные прогулки, настолько его супруга увлекалась жизнью светской. Уильяма Кавендиша вовсе не радовала популярность супруги, тем более, она носила отчетливо скандальный характер. Джорджиана обожала не просто балы и приемы, она постоянно давала пищу злым языкам своими немыслимо роскошными нарядами, любовниками, политическими амбициями и пристрастием к картам.
У герцогини все было чересчур, но если наряды несчастный герцог еще мог оплачивать, то карточные долги супруги нет. Считается, что человеку везет либо в картах, либо в любви. Никто не мог сказать, насколько Джорджиане везло в любви, но за карточным столом ей не везло совершенно, к тому же вовремя остановиться герцогиня не умела, просаживая за ночь целые состояния.
Никто в Лондоне не мог понять, когда она занимается всем остальным — ест, пьет, спит, примеряет свои умопомрачительные наряды, рожает детей, в конце концов, если ее почти в любое время можно увидеть за карточным столом.
Лондон долго обсуждал первые роды Джорджианы, но вовсе не из-за их тяжести, а потому, что герцогиня не пожелала покинуть карточный стол, даже чувствуя родовые схватки! Ей «шла карта», и приближавшиеся роды казались досадной помехой. Только распоряжение герцога Девонширского силой увести супругу в спальню оградило присутствующих от сцены рождения их первой дочери прямо за столом.
Джорджиане было совершенно наплевать на мнение света, едва встав с постели, она снова уселась за карты.
Проигрывала много и постоянно, а когда Уильям Кавендиш попытался повлиять на супругу, ограничив ее карманные расходы «какими-то» ста тысячами фунтов стерлингов в год, которые другим казались настоящим состоянием, то леди стала играть в долг. В ход пошли векселя и просто займы у знакомых и малознакомых людей. Ей давали в долг и те, кто твердо знал, что долги чести герцог выплатит любой ценой, и те, кто прекрасно понимал, что денег не вернуть.
Но куда более странной казалась и семейная жизнь герцогов Девонширских.
Родив девочку, а затем вторую, Джорджиана долго не могла подарить мужу наследника. Понимая, что так недолго и до развода, она нашла выход, приведший весь Лондон в куда большее потрясение, чем все ее наряды и карточные долги, вместе взятые.
Во время обычного отдыха на популярном курорте в Бате она познакомилась и сердечно подружилась с Элизабет Фостер, дамой пусть и не знатной, но обаятельной и очень симпатичной. Никто не мог понять, что объединило двух столь непохожих женщин, ведь Бесс не любила (и не могла себе позволить) роскошных нарядов, вела себя достаточно скромно и, главное, совершенно не интересовалась картами. Что увидела в новой подруге герцогиня? Скорее всего, то, что не могла дать супругу, Бесс была именно такой, какая женщина нужна Уильяму Кавендишу. Она любила мирную сельскую жизнь, очень страдала из-за невозможности видеться со своими детьми, которых вынуждена была оставить, сбежав от жестокого и безумно ревнивого мужа, была мягкой и не терпела скандального интереса к себе.