Ноги до сих пор дрожали от слабости. Что же я — опять грохнусь в обморок? Да ладно, что за ерунда! Ради бога, Эриел, тебе нужно идти! Э, нет, лучше я все-таки передохну. Я на секунду прислонилась к стене, тяжело дыша, будто после марафонского забега, а не каких-то пятнадцати шагов. Да что со мной такое? Прикрою-ка я глаза на минуточку.
— Эриел?
Я почему-то лежала на полу, а надо мной стояла Мария с клетчатым голубым полотенцем. Ее маленькое лицо тревожно хмурилось.
— Думаю, вам лучше вернуться в постель.
— Извините, — сказала я. — Не знаю, что это со мной.
Эти люди могли бы прийти сейчас и сделать со мной все что угодно. Я была бы не в силах им помешать. Может, оно бы и к лучшему — разом покончить со всем этим. Где бы я предпочла, чтобы меня прикончили — в тропосфере или здесь? Аполлон Сминфей сказал, что в тропосфере нельзя умереть, но, может, есть вещи и похуже смерти? Тогда лучше остаться здесь и умереть по-человечески. Но они ведь не говорили, что собираются меня убить. Они хотят всего лишь свести меня с ума и забрать книгу.
Мария помогла мне встать, и через несколько минут я снова очутилась у себя в комнате.
— Может, вам переодеться? — предложила Мария. — В ночную рубашку?
— Все в порядке. Думаю, мне просто нужно на минутку прилечь.
Вообще-то никакой ночной рубашки у меня с собой не было. Собираясь, я совсем не подумала про сон — как можно в моем положении думать про сон? Я думала только о том, чтобы убежать.
— Нехорошо спать в одежде, — настаивала Мария. — Сейчас я вам что-нибудь принесу.
Полчаса спустя я лежала в постели в длинной белой хлопковой ночнушке и думала о том, не вернуться ли обратно в тропосферу. Я прикидывала, есть ли смертельная опасность в том, чтобы заглянуть туда ненадолго и попытаться отыскать Аполлона Сминфея. Прежде чем лечь в постель, я отдернула занавески и некоторое время смотрела на небо. Оно было черным, как монитор, а снежинки падали с тем же ритмом, что и сыплющиеся цифры в программе Хизер. Интересно, скоро она узнает, где я? И скажет ли этим двоим?
Когда церковный колокол пробил восемь, в дверь постучали.
— Войдите, — откликнулась я.
На пороге стояла Мария. В руках она держала толстый коричневый халат.
— У вас хватит сил поужинать? — спросила она.
— Да, спасибо. Вы очень добры.
Если я поем, то уж точно можно будет отправиться в тропосферу.
— Не нужно одеваться. Можете пойти вот в этом.
Хотелось бы одеться, но нет сил. Зато после еды я наверняка почувствую себя лучше. Окрепну и смогу вернуться в тропосферу. Или, может, нужно для начала уйти отсюда? Припарковаться в каком-нибудь пустынном пригороде, прилечь на заднем сиденье и закинуться микстурой. И что тогда со мной будет? Замерзну насмерть? Нет, пожалуй, все-таки лучше остаться на ночь здесь. Постель такая теплая и чистая, что мне и сейчас-то не хочется из нее выбираться. Но надо пойти поесть.
Кухня оказалась длинной узкой комнатой с большой фаянсовой раковиной в дальнем конце, столом для готовки вдоль правой стены и длинным дубовым столом посередине. Слева располагался камин — пожалуй, самый большой из всех, что мне доводилось видеть. Огонь в нем, впрочем, не горел. Зато здесь же имелась приличных размеров печь, на которой стояли две большие сверкающие сковороды, и из обеих валил пар, исчезая в серой каменной трубе.
Я подошла к столу, и деревянный пол отозвался на мои шаги скрипом.
— Садитесь, моя дорогая, — сказала Мария. — Адам сейчас подойдет.
Я выдвинула стул и грохнулась на него. Ну и хреново же мне.
— Я так понимаю, никто меня не искал? — спросила я.
— Нет. — Мария улыбнулась совсем молодой улыбкой. — А мы на всякий случай установили пост наблюдения.
Я представила себе монаха с подзорной трубой. Но на самом деле вахту, наверное, несла одна из женщин с кухни, состоящая в какой-нибудь нелепой организации вроде «Соседского дозора». Оба образа показались мне невероятно смешными. Здесь я чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы улыбнуться в ответ.
— Спасибо, — сказала я.
Мария подошла к плите:
— Как насчет овощного жаркого с клецками?
— С удовольствием, большое спасибо.
Я уже приступила к еде, когда в кухню вошел Адам и сел напротив меня. Мария поставила перед ним тарелку с тем же блюдом, но я заметила, что ему она положила на две клецки больше, чем мне. На столе стоял кувшин с водой, и я налила себе второй стакан и выпила. Мне нужна жидкость и калории — тогда я смогу, если понадобится, провести в тропосфере хоть всю ночь. Правда, тогда непонятно, когда же мне спать. Может, стоит разделить ночь пополам — половину на сон, половину на тропосферу? Но я так до сих пор и не разобралась, как движется время, когда находишься там.
— Здравствуй, — сказал Адам. — Как ты себя чувствуешь?
— Все в порядке. Извини, я свалилась в обморок прямо на тебя.
— Я пытался тебя удержать, но ты просто упала, и все, — сказал он. — Но головой ты не ударилась, ничего такого.
Мария сняла фартук.
— Если вам что-нибудь понадобится, я в соседней комнате.
Та часть лица Адама, на которую пришелся синяк, по цвету точь-в-точь напоминала ежевичную подливку. Глаз с этой стороны заплыл и почти совсем не открывался.
— По сравнению с твоими синяками мой обморок — ерунда, — сказала я. — Мне ужасно неудобно, что так произошло.
— Да ладно. — Он пожал плечами. — Бывает.
— Ну, вообще-то нет, не бывает. На самом деле — нет. — Я глубоко вздохнула и сделала еще один глоток воды. — Во всяком случае, не должно бывать. Хотя бы в реальной жизни.
— Знал бы еще кто-нибудь, что такое реальная жизнь. Да нет, правда. Все хорошо. Все позади.
— А если они придут сюда? Ведь нам тогда п…ц. — Я не сразу сообразила, что выругалась в монастырских стенах. — То есть… Извини, вырвалось. Но ты ведь понимаешь, о чем я.
Адам улыбнулся.
— Это ведь всего лишь слово, — сказал он. — Только при монахинях ничего такого не говори, хорошо? Это их смутит.
Улыбка явно причинила ему боль. Он зажмурился и еле слышно вскрикнул.
— Так что же все-таки произошло? — спросила я. — Ну, то есть понятно, что тебя избили. Но почему?
— За то, что не сказал им, где ты живешь.
Черт. Есть вообще предел чувству вины?
— Но почему они вообще тебя спрашивали? Никак не могу понять.
— Они уже успели расспросить Хизер, но она не смогла им ответить и сказала, что лучше спросить у меня. Они, похоже, решили, что мы много чего о тебе знаем, хотя Хизер и объяснила им несколько раз, что мы работаем в одном кабинете всего два дня. Ну и вот — она сказала им, что я показываю университет новому приглашенному преподавателю, и они застали меня в часовне. А женщина, которую я водил по университету… Ей позвонили из школы, в которой учатся ее дети, и сказали, что из-за снега школа закрывается раньше, и она уехала минут за пять до того. Я выходил из часовни и тут же наткнулся на этих двух блондинов. Спросил их, могу ли я чем-нибудь помочь, а они спросили, как меня зовут, и я им ответил. Тогда один из них сказал: «Мы хотим задать вам несколько вопросов». Я, конечно, согласился — не видел причин отказываться — и пригласил их пройти в часовню. На улице было ужасно холодно, и у них уже волосы и брови все были в снегу. Я хотел предложить им выпить чего-нибудь горячего — в часовне есть кухня. Один из них огляделся, как будто надеялся найти какое-нибудь другое здание, в которое можно зайти, но, как ты знаешь, рядом с часовней построек больше нет. Тогда они сказали, что лучше поговорят со мной на улице. Я еще подумал — чем им, интересно, не угодила часовня? Почему-то мне в голову пришли бомбы и террористы, и я решил, может, эти парни пришли эвакуировать здание или что-нибудь вроде того. Я спросил у них, все ли в порядке. И тут началось….