— Я хочу вам помочь. — За словами Шпеера слышалась очередная попытка самоубеждения, ему действительно хотелось верить в то, что он говорил, и он словно оправдывался, потому что не мог поверить до конца. — Ваши Зеркала — настоящее чудо, Божий промысел. Длань Провидения, как любит говорить фюрер. То, что спасёт всех нас…
Внезапно лицо его стремительно побледнело, на лбу выступила испарина.
— Сегодня слишком жарко… Осень, а так жарко… Вам не кажется? — Он вдруг пошатнулся.
Штернберг подхватил его под руку и помог опуститься на шезлонг, мысленно обругав себя последним идиотом. «С каких это пор, кретин, ты разучился себя контролировать?» Только что взрыв его ненависти по отношению к Борману задел собеседника, пробив брешь в отнюдь не слабой ауре, и хорошо, если назавтра господин Шпеер не почувствует какого-нибудь недомогания. Помнится, некоторым людям становилось худо в присутствии Мёльдерса…
— Простите, — одними губами произнёс Штернберг.
Шпеер не расслышал.
— За вами стоит нечто очень большое, — вполголоса продолжал он, откинувшись на шезлонге и прикрыв глаза. — Как за фон Брауном. Нет, гораздо больше. За фон Брауном — будущее. А за вами… за вами — вечность.
Штернберг фыркнул:
— Всего лишь новое знание. И нам надо работать быстро, чтобы оно послужило немецкому народу прежде, чем кто-то сумеет переубедить фюрера.
— Я сделаю всё, что в моих силах.
Шпеер выпрямился, потирая виски. Метрдотель из обслуги гостиницы принёс бутылку воды и стаканы и тут же поспешил исчезнуть, только поймав тяжёлый, бьющий навылет взгляд Штернберга, не преминувшего вцепиться в чужое сознание — отчего это метрдотель так резво выскочил, не подслушивал ли?
— Мне уже лучше, — сказал Шпеер.
— Вот и отлично. — Штернберг достал из портфеля карту и разложил её на столике между шезлонгами. Ветер с озера упрямо пытался завернуть край карты, словно желая отсечь изрядный кусок того, что было изображено на ней. — Смотрите: граница времени пройдёт по фронтам. Все земли, которыми мы будем владеть на момент моего обращения к Зеркалам Зонненштайна, будут в нашем распоряжении. Остальной мир будет отрезан от Германии — на несколько лет для нас и на несколько дней для наших противников.
— По фронтам? Как вы можете гарантировать такую точность?
— Здесь всё решает мысль, герр Шпеер. Эта карта — у меня в голове.
— Что будет на границе?
— Граница непроницаема. Любая техника там выходит из строя, а люди теряют сознание. Иногда гибнут. Все последствия ещё до конца не изучены. Главное, границу невозможно преодолеть.
— Крыша над Германией? — Шпеер смотрел на большие ладони Штернберга, шатром прикрывшие центр карты.
— Верно. И для того, чтобы сохранять её на протяжении нескольких лет, нам не нужно будет удерживать фронты, не потребуется авиация. Нам ровным счётом ничего не потребуется.
— Никаких бомбёжек?
— Именно.
— Это же кардинально решит многие проблемы промышленности! — В глазах сдержанного до сего мгновения министра мелькнули диковатые огоньки. — Когда в мае начали бомбить заводы по производству синтетического бензина, я думал, нам приходит конец. Химическая промышленность в руинах, скоро придётся подмешивать в порох соль. Сегодня экономику и производство можно восстановить, только полностью изменив обстановку в воздухе. Но… несколько лет — это бессмысленно. Запасов легирующих металлов хватит лишь на несколько месяцев, а потом все заводы встанут. Нас уже отрезали от никелевых рудников в Финляндии. Если прекратятся поставки хромовой руды из Турции, выпуск военной продукции полностью закончится к середине следующего года.
— Финляндию можно вновь прибрать к рукам, — перебил Штернберг и почувствовал на губах яд циничной усмешки. — Я добавлю её на свою мысленную карту. Специально для вас, герр Шпеер. Если Финляндия будет отрезана от Советского Союза, думаю, нам не составит особого труда навести там порядок.
— Балканский полуостров значится на вашей мысленной карте?
— Да. И ещё один важный момент: в моём отделе есть группа людей, открывших немало новых месторождений на территории рейха. Что же касается импорта — нам придётся создать необходимые запасы.
— Потребуется слишком много времени.
— Которого у нас нет? Оно будет, герр Шпеер. Ваша задача — добиться того, чтобы в море вышли все суда, способные прорвать блокаду и любой ценой доставить необходимое сырьё. Их снабдят специальными устройствами на основе системы Зеркал. Эти корабли отправятся в прошлое. Они сделают столько рейсов, сколько потребуется, и вернутся к назначенному сроку.
Руки Штернберга по-прежнему куполом переплетённых пальцев прикрывали самое сердце изображённой на карте Германии.
— Мы натворили столько ошибок, доктор Штернберг, — помолчав, сказал Шпеер. — Нам следовало бросить все силы на создание реактивных истребителей и зенитных ракет, вместо того чтобы увеличивать выпуск зенитных орудий и баловаться «Фау». Это не оружие возмездия, а самая обыкновенная бомба, к тому же никогда нельзя предсказать заранее, куда она упадёт.
— Теперь у нас будет время, чтобы исправить все ошибки. А что касается оружия возмездия… Как обстоят дела с проектом урановой бомбы, герр Шпеер?
Министр несколько смешался. Штернберг почувствовал, почему: одно только это словосочетание будто бы срывало покровы времени, открывая врата в неведомое будущее.
— Оптимисты дают срок в два года. Но, вероятнее всего, следует рассчитывать на три даже при максимальной концентрации всех сил. Когда в прошлом году прекратились поставки вольфрама из Португалии, пришлось заменить его ураном и передать на заводы большую часть наших урановых запасов…
— Но урановая руда есть в Судетах.
Шпеер странно взглянул на него, и Штернберг ясно услышал мысль о Каммлере. Значит, теперь этим занимаются Каммлер и СС. Что ж, тем лучше.
— Бомба будет через два года, доктор Штернберг. — Однако Шпеер сразу в этом усомнился. — А вообще… вообще, всё это чистой воды безумие.
— Судьба протянула нам руку. — Штернберг картинно простёр над картой ладонь. — Нам остаётся лишь взяться и держаться крепко. С фронтов вернутся квалифицированные рабочие. Ни один немецкий завод, ни одна верфь больше не подвергнется бомбардировке. Разве не об этом вы мечтаете каждый день, герр Шпеер? Я знаю, именно об этом. Ваша мечта станет реальностью. Вы будете тем человеком, под предводительством которого немецкая промышленность достигнет невиданных высот. А после победы вернётесь к вашим архитектурным проектам. Думаю, фюрер ждёт именно этого… — Последние слова Штернберг произнёс особенно вкрадчивым и многообещающим тоном.
Несомненно, Гитлер обладал огромной властью над людьми, и Шпеер у него был на коротком поводке. Эта власть — вера, и Штернберг как никогда отчётливо ощутил её терпкий вкус. Он упивался остротой мгновения: с помощью магии или нет, но ему тоже удалось зажечь в чужой душе ослепительный огонь безоглядной веры.