– Ваш посадник нашему князю грамоту прислал, – невзначай уронил Вахрамей.
– А что князь? – насторожились рядовичи.
– Осерчал сильно. Хотел было на греков войной пойти. Аж на сам Царьград, как раньше с Руси ходили. Потом подумал и перехотел – дружины на греков не хватает.
– И чего?
– Ничего. – Младший Колыванович развел руками и ртом издал звук, будто пустил ветры. – Везет вам сегодня. Мухлюете, что ли?
– Кости-то ваши, мы ни при чем, – ухмылялись тьмутараканцы, сгребая серебро.
Вахрамей вывернул свою калиту – на стол выкатились два медных фоллиса. У Мстиши и того не обнаружилось.
– Маловато, – покривились рядовичи на медяки. – Ставьте вотолы, что ли. По одной на кон.
– Вот еще.
Братья пожалели плащей на куньем меху. Вахрамей задумался, а Мстиша стал крутить головой по сторонам – авось, подвернется годная мысль.
– О! Вон наша ставка.
У паперти небольшого храма вблизи постоялого двора клал кресты и поклоны чернец. Вахрамей усмехнулся.
– Монаха ставим, – подтвердил он.
– Как это монаха? Что это за ставка? – не соглашались тьмутараканцы. – На торгу его не продашь, он не раб. Не пойдет.
Вахрамей поманил их пальцем и, наклонясь над столом, тихо проговорил:
– Монах-то ряженый. А так он и есть холоп. Княжий. С нами в Тьмутаракань плывет.
– По княжьей торговле? – переглянулись отроки-рядовичи.
– По ней самой.
– А зачем холоп? Зачем ряженый?
– Так вам все и скажи, – хитро улыбался Мстиша.
– Да уже начали. И ставки у вас нет. Княжьего холопа не можете ставить на кон.
– Ну ладно, – молвил Вахрамей, – ставим на кон тайну Мономаха.
– Если ваша тайна окажется пустяшной, – пригрозили тьмутараканцы, – снимем с вас вотолы.
По очереди бросили кости. У Колывановичей снова выпало меньше.
– Не ваша сегодня игра, – снисходительно сказали рядовичи. – Выкладывайте.
– Ну… Только мы вам ничего не говорили, – предупредил Вахрамей. – Мономах со своими боярами так решил: коли нет сил отвоевать Тьмутаракань у греков, надо отомстить иначе. Пускай половцы возьмут город, пограбят, заберут полон. Потом вообще разнесут по камню.
– Ерундовина какая! – остолбенели тьмутараканцы. – Степнякам город не взять.
– Ну да, а монах на что?
– На что?
– Стенобитные орудия половцам построит. Он холоп ученый. По заморским землям шатался, пока к сарацинам в плен не попал, а оттуда на Русь.
– Так что вам прямая выгода прибрать к рукам ряженого чернеца, – добавил Мстиша. – А нам он тоже осточертел. Холоп, а командует как тысяцкий. Если и порешите его невзначай, худа не будет.
Отроки-тьмутараканцы вдруг засобирались. Ссыпали монеты в кошели, подвязали у поясов.
– Удачная была игра, – сказали. – Мы, пожалуй, пойдем, поделимся выигрышем со своими.
– Желаем не кашлять, – крикнул на прощанье Вахрамей.
Когда рядовичи ушли, братья перемигнулись и ударили по рукам.
– Сколько там воевода обещал нам серебра?
26
Вечером Горазд позвал Нестора и сообщил: с утра, если не переменится ветер, лодья отплывет от Корсуня. Вознеся молитву Николаю Угоднику, особо присматривающему с небес за странниками и мореходами, монах отправился во двор, подышать воздухом. В темноте сеял мелкий колючий дождь. Съежившись, Нестор добежал до афедрона, как греки называли дыру в каменной плите над сливом нечистот. Плеснув на руки из корчаги, заспешил обратно, но тут его окликнули. Под навесом летней поварни прятался от сырости младший из братьев Колывановичей.
– Чего тебе, чадо?
– Там это… – замялся отрок, – богомолец на улице. Просит какого-нибудь попа или монаха. Помирает вроде.
– Что ж сюда его не привел, недогадливый? – укорил Нестор. – Где он?
– Да там, повернешь сразу за угол, увидишь.
Монах заторопился к выходу со двора. Мстиша остался под навесом. Перешагивая лужи, Нестор подумал, что напрасно осерчал на отрока. Пускай тот лишь наполовину сделал дело – но все же доброе дело, не злое. Любовь к ближнему начинается с малого ростка. Чтоб росток не зачах, монах наказал себе повиниться перед дружинником.
Почти на ощупь свернув во тьме за угол, Нестор выкрикнул богомольца. Никто не отозвался. Напрягая зрение, он прошел несколько шагов. Шуршал дождь, насвистывал ветер. А затем перед глазами посыпались от удара искры…
Очнувшись, он попытался понять, что изменилось. Все в той же темноте так же накрапывал дождь-сеянец и гулял ветер. Только гул моря стал сильнее, ближе – совсем близко. Казалось – протяни руку и ее лизнут волны. Но как раз вытянуть руку он не мог. Запястья сдавливала веревка, ноги также связаны. В бок, на котором лежал, впиявливалось нечто ребристое. Голова гудела как чугунок от ударов оловянной поварешки.
С усилием поднявшись на локте, Нестор увидел вдали бледно-серое предвестие восхода. Снизу предвестие отчерчивала темная прямая линия. По ее качаниям он понял, что это борт, а находится он в море. Локоть соскользнул с деревянного ребра лодьи, монах без чувств уронил голову.
Первым вновь вернулось ощущение ледяного холода. Тело закоченело, и с трудом удалось поднять даже веки. Застонав, он увидел над собой молодое лицо, поросшее чернявым волосом.
– Развяжите руки, люди-христиане! – прохрипел Нестор. – Крест сотворить дайте.
Молодой пропал, потом вернулся, разрезал ножом веревки на руках и ногах.
– Молись, молись, – проговорил он по-русски, – чтоб тебя к рыбам не отправили.
Нестор с трудом осенил себя знамением, потом стал дышать в ладони. Набухшая дождем меховая вотола совсем не грела.
– За какие грехи меня к рыбам? – стуча зубами, спросил он. – Может, вы меня, добрые люди, с кем-то спутали?
Поглядеть на него пришли еще двое. Один, кучерявый, с серьгой в ухе, двигал челюстями, жуя смолу, и смотрел дурашливо. Другой в черном плаще до пят с широким морским клобуком на голове, держался по-хозяйски.
– Коста, принеси ему взвара, – велел он чернявому. – Нет, чернец, мы тебя не спутали. Ты ведь служишь князю Мономаху?
– А откуда вам про то известно? – удивился Нестор и вдруг догадался: – Колывановичи?!
С третьей попытки он встал на ноги. Судно крепко качало, парус на мачте то надувался, как сытое брюхо, то обвисал расслабленно. Море стального цвета сливалось с седыми бородатыми тучами. За левым бортом лодьи виднелась иззубренная полоса земли.
Чернявый Коста сунул в руки Нестору глиняную кружку с травяным варом.