— Он старомодный мальчик.
— Говорили, что он хочет стать военным.
— Ну, это было сто лет назад. Чисто символически, в знак долга, послушания и жизни, полной монашеских лишений. Он хочет быть похожим на Иова: всегда виноват перед Богом, только приходится обходиться без Бога.
— Он что же, стремится к мученичеству? — спросила Урсула.
— Похоже. Он, возможно, умрет молодым — в море, под колесами поезда или…
— Но это не самоубийство?
— Нет-нет, какая-нибудь дурацкая попытка спасти чью-то жизнь. Он как школьник, отставший в развитии.
— Стюарт всегда подумает, прежде чем рассмеяться шутке, — сказала Мидж, — а если все же рассмеется, то сделает это громко, как ребенок.
— Никаких risque [8] шуток, когда он поблизости!
— Он и вправду дал обет безбрачия? — спросил Уилли. — Как это делается?
— В его возрасте это невозможно, — заявила Мидж, — не хватит твердости. Я ему найду девушку. Он хочет привлечь к себе внимание. Это крик о помощи.
— Нет, он ко всему относится серьезно, — сказал Гарри.
— К чему «всему»? — уточнил Томас.
— К тому, что нужно быть добродетельным, идеальным!
— Ну, я полагаю, это само собой разумеется…
— Он может сделать что-нибудь для Эдварда? — спросил Уилли.
— Нет, он слишком занят собой. Может, он и не помнит о существовании Эдварда, к тому же они никогда особо не дружили…
— Я думаю, Стюарта изначально не туда направили, — сказала Урсула. — Как ты считаешь, Уилли? Ему нужно было заняться биологией. На самом деле с ним все в порядке, он просто переживает религиозный кризис школьного возраста. Поздновато, но он всегда опаздывает.
— Я думаю, дело в ядерной войне, — вставила Мидж. — Молодежь говорит, она просто висит над нами.
— Должна признаться, я этого не ощущаю, — заметила Урсула, — правда, я всегда занята.
— Стюарта больше занимают компьютеры, — сказал Гарри.
— Компьютеры? — переспросила Урсула. — Это же лучшие друзья человека. Они незаменимы в медицине.
— Гарри, что у тебя с рукой? — поинтересовалась Мидж. — Ты обжегся?
— Обжегся. Что ты мне посоветуешь, Урсула?
— Ничего.
— Я пытался внушить кое-какие здравые мысли Эдварду и схватил раскаленный уголь.
— На него это произвело впечатление? — спросила Мидж.
— Стюарт вчера переехал ко мне, прямо с вещами. Он отказался от гранта и от своего жилья — типичный юношеский эгоизм за чужой счет. А Эдвард, конечно, сидит дома после того дела. Теперь я готовлю еду для этих здоровых парней, и один из них — вегетарианец!
— Я люблю готовить, — сказала Мидж. — Ой, господи, сырное суфле испортится. Стюарту придется остаться без выпивки.
— Выпивки? Он не пьет, — возразил Гарри. — Если дело касается серьезных напитков, он ведет себя, как верблюд.
— Мне пора, — произнес Уилли.
Раздался звонок в дверь, и Мидж пошла открывать.
Уилли повернулся к Томасу. Лицо его раскраснелось, словно он был готов расплакаться. Урсула подошла к нему и взяла за руку. Уилли сказал Томасу:
— Мидж сегодня выглядит просто великолепно.
— Да, — кивнул Томас, — она такая теплая, она дарит жизнь.
Голос его звучал неискренне, почти иронически, но что у него на уме, никто никогда толком не понимал.
Урсула проводила Уилли к выходу, а потом вернулась.
— Не знаю, в чем тут было дело — в Мидж, виски или верблюде!
В комнату вошел Стюарт Кьюно.
Стюарт был таким же высоким, как Эдвард, но более крепкого сложения. У него было большое бледное лицо, красивые губы и золотистые светлые волосы, как когда-то у его отца, только подстриженные покороче. Светло-карие глаза казались почти желтыми, как у зверя. Кто-то однажды сравнил его с толстым белым червяком, высунувшим большую голову из яблока, но это было несправедливо. Стюарт отличался порывистыми движениями и неловкостью, как слон в посудной лавке, но при этом он производил впечатление на окружающих. Следом за ним в комнату вошел Мередит.
Стюарт, не обращая внимания на хозяев, говорил мальчику:
— Да, мы назначим день. Теперь, когда я устроился, мы можем снова начать бегать.
Стюарт и Мередит больше года вместе бегали трусцой. Мередит несколько раз медленно и выразительно кивнул головой.
Мидж позвала всех за стол.
— Значит, ты думаешь, только религия спасет нас от грядущего гнева? — спросила Урсула у Стюарта.
Ужин подходил к концу. Мередит уже улегся спать. Подали сыр. Эдвард, на которого все оборачивались с выражением доброжелательного и заинтересованного внимания, по преимуществу хранил молчание, но время от времени был вынужден вставлять краткие реплики.
— Нет у него никакой религии, — проговорил Гарри. — Религия без Бога невозможна.
— Но он сказал, что самое важное — это будущее религии на нашей земле.
— Думаю, ему нужна униформа, — сказала Мидж.
— Я предлагаю простыню, — подхватил Гарри.
Стюарт улыбнулся.
— Ты можешь перекусить сыром, — сказала Мидж Стюарту. — Я ужасно извиняюсь, но я забыла приготовить для тебя настоящую вегетарианскую еду.
— Я очень много съел, — сказал Стюарт. Так оно и было на самом деле. Он всегда хотел есть. — Капуста великолепна, — добавил он.
— Эдвард, прошу тебя, попробуй сыр, — попросила Мидж. — Ты такой любишь.
— Но чего именно ты боишься? — спросила Урсула. — Да, есть ядерное оружие, атомные отходы и прочее, но ты, похоже, боишься самой науки.
— Разве наука сегодня не является воплощением доброй воли? — удивилась Мидж.
— Я думаю, ты ненавидишь науку, — продолжала Урсула, — и это меня расстраивает.
— Конечно, я не очень-то образованная, — сказала Мидж, — и ничего не понимаю в таких вещах.
— Не надо кокетничать! — воскликнул Гарри.
— Ты ненавидишь математику, потому что в ней будущее, — гнула свое Урсула. — Человеческую расу в конце концов прикончит молекулярная биология, но мы храним это в тайне.
— Я устал от нашего века, — сказал Гарри. — Хочу начать жить в следующем.
— Так разве наука не является воплощением доброй воли? — Мидж обратилась к Томасу. — Раньше люди думали, что все подобно машине, а теперь считается, что все случайно.
— Я не думаю, что какая-либо из этих идей имеет отношение к доброй воле, — ответил Томас.