Эдвард бросился вперед.
— Гарри, Мидж, вот здорово, что вы меня нашли! Но как вы узнали? Что, и Томас здесь? Это он вам сказал, где я? Я приболел, но мне уже лучше. А Стюарт приехал только вчера. Матушка Мэй, смотрите, кто приехал!
— Ну и кто же у нас здесь?
— Это моя тетушка Мидж Маккаскервиль и мой отчим Гарри Кьюно. Вы знакомы? Ну что я спрашиваю — конечно, вы знакомы. Это миссис Бэлтрам. Мы ее называем матушкой Мэй. А это мои сестры — Беттина и Илона.
Беттина рассмеялась.
— Сначала они были мистер и миссис Бентли, потом он превратился в мистера Уэстона. Какой-то вечер загадок!
Матушка Мэй, раньше не узнавшая Гарри, теперь настолько овладела ситуацией, что сумела скрыть удивление и мгновенно охвативший ее восторг. Улыбаясь, она повернулась к Беттине и громко сказала:
— Помолчи! — Потом она обратилась к Мидж и Гарри: — Как бы там ни было, добро пожаловать. И теперь, когда все инкогнито открылись, я не могу просто так отпустить вас. Вы должны остаться и поужинать с нами.
Илона пояснила Эдварду:
— Их машина завязла, мы должны их вытащить.
— Но сначала они поужинают с нами, — сказала Беттина. — Их нельзя спасать, не покормив, это неправильно! Илона, принеси еще тарелки, стаканы и вино.
Илона побежала по плиточному полу.
— Да-да, вы должны остаться, — проговорил Эдвард, глядя на Гарри. Он как будто не слышал или не обратил внимание на замечание Беттины. — Пища тут вегетарианская, но это все равно настоящий ужин, вы увидите. И у меня есть две вот такие замечательные сестры. Значит, Томас вам рассказал! А мне он обещал держать это в тайне. Наверное, он решил, что я засиделся. Вы приехали за мной? Я пока еще не могу вернуться. Сочувствую вам — надо же, завязли. Ну да ничего, мы вас вытащим.
Вернулась Илона и принялась расставлять дополнительные приборы.
При появлении молодых людей Гарри и Мидж застыли, словно вросли в пол. Потом они посмотрели друг на друга. Мидж вытащила из кармана шарф, повязала его на голову, чуть сдвинула назад.
Стюарт неподвижно стоял у двери со сжатыми кулаками. Потом он осторожно, опустив глаза, обошел эту пару, которая чуть подалась назад, и как-то неловко то ли кивнул, то ли поклонился им. Прошел по залу, словно направлялся в Затрапезную, затем передумал, развернулся и сел за стол. Когда Илона начала расставлять дополнительные стаканы, Стюарт улыбнулся ей и сказал:
— Спасибо.
Он смущенно посмотрел на отца, потом отвел взгляд.
Гарри произнес:
— Привет, Стюарт. Мы не останемся.
Мидж взглянула на Стюарта и издала странный долгий стон, похожий на протяжный звериный вой. Она села на стул и сказала Гарри:
— Идем немедленно. Мы найдем машину.
— Не глупи, — ответил он.
Матушка Мэй рассмеялась.
Эдвард начал понимать, что здесь что-то не так, и даже догадывался, что именно. Он подбежал к матушке Мэй.
— Все в порядке, все хорошо… Но я думаю, они не хотят оставаться на ужин, они хотят уйти. Я сделаю несколько сэндвичей… Илона сделает… я отвезу их на вашей машине… я их вытащу, все сделаю сам… Беттина, дай мне ключи. — Он бросился к Беттине.
— Ты никогда не найдешь дороги, — отозвалась Беттина. — И сам завязнешь. Ездить по этим дорогам непросто. К тому же там туман. Я выведу машину или трактор, если все этого хотят. Сначала попробуем на машине — в тракторе место только для двоих. Если планы переменятся, я надеюсь, мне дадут знать.
Она вышла из комнаты.
Эдвард, дергая себя за прядь волос, сказал:
— Так… так… черт… — Он подошел к Стюарту и тронул его за плечо. — Ты как, Стюарт?
Стюарт улыбнулся ему и принялся двигать приборы на столе, выкладывая из них разные фигуры.
Эдвард подошел к Илоне и спросил:
— Ты можешь приготовить несколько сэндвичей?
— Через минуту, — ответила Илона. — Я побуду тут.
Она встала у гобелена, чтобы видеть всю сцену.
Матушка Мэй отошла к столу и села рядом со Стюартом, оставив Гарри и Мидж у двери.
— Кажется, я слышу мотор, — сказал Гарри. — Мы подождем на улице.
Он двинулся к двери.
Вошла Беттина со словами:
— Не могу найти ключ.
Матушка Мэй вместе с Беттиной снова направились к Переходу.
Эдвард попросил Гарри и Мидж:
— Слушайте, ну пожалуйста, останьтесь, а? Присядьте, перекусите, выпейте вина.
— Нет, спасибо, — ответил Гарри. — Мы и правда должны идти.
— Илона, так сделаешь сэндвичи? — спросил Эдвард. — Или хотя бы хлеб с чем-нибудь?
Илону словно парализовало. Она прижималась спиной к гобелену и тяжело дышала, прижимая руку к груди.
— Тогда я сам!
Эдвард ринулся к Переходу, но перед ним возникла матушка Мэй, и он вернулся назад.
— Мы нашли ключи, — сообщила матушка Мэй и рассмеялась, словно не могла больше сдерживаться; так смеется человек, увидевший что-то очень смешное посреди какой-то торжественной или величественной сцены. Она обратилась к паре у двери: — Слушайте, ну присядьте. Если не хотите за стол, то устраивайтесь там, у двери.
— Спасибо. Мы подождем на улице, — сказал Гарри.
Он подошел к двери и предпринял еще одну безуспешную попытку открыть ее. Никто не шевельнулся, чтобы помочь. Тогда он вернулся и сел на один из стульев. Мидж, теребя в руках сумочку, оставалась на ногах. И тут в комнате появился Джесс.
Поначалу никто его не заметил. Дверь в Затрапезную располагалась в тени, а вошел он беззвучно. Он опирался на палку, которая ударилась об пол и произвела едва слышный стук.
Илона, первой увидевшая его, воскликнула:
— Джесс! — и бросилась к нему.
Не глядя на дочь, он оперся о ее плечо и окинул взором комнату. Вид у Джесса с его огромной головой был впечатляющий. Он походил на пророка, поддерживаемого учеником. На нем были темные брюки и расстегнутая белая рубашка. Его темная борода и шевелюра были расчесаны, красные губы влажны, большие выступающие круглые глаза сверкали, и он был босой. Нахмурившись, Джесс оглядел полутемную комнату, куда снаружи просочился туман.
Вперед выступила матушка Мэй. Она заговорила так, будто совершенно обычная вечеринка была нарушена появлением сумасшедшего.
— Прошу вас извинить его. Идем!
Она оттолкнула Илону, отчего ноги Джесса чуть подогнулись, и попыталась развернуть его, но он воспротивился, повернулся вполоборота и посмотрел через плечо своими яркими красновато-карими глазами. Он смотрел в сторону стола, потом вдруг отпихнул матушку Мэй и шагнул вперед, набычившись и сверкая глазами. Звенящим голосом он произнес: