Вот так, слушая её, глядя в её сияющие глаза, думал Гурьев. Вот так всё это и происходит. Ты просто всё отдаёшь, Рэйчел. Всё, что знаешь, умеешь и можешь. И у тебя так хорошо получается, Рэйчел. Ты так радуешься их успехам, Рэйчел. И влюбляешься в них. Ведь мы так любим то, что создали своими руками! Разве можно быть такой щедрой, Рэйчел? Мне страшно, дорогая. Откуда черпает силы твоя душа, Рэйчел?! Не иначе, как из воздуха, из звёздного света, Рэйчел. Наверное, она тоже была такой. Та, про которую рассказано в Книге Книг. Да, да, — именно такой она и была, и кто-то, влюблённый в неё, написал о ней. Как умел, — самыми простыми, самыми главными словами. Она просто светила всем вокруг, ничего не требуя взамен. Точно так же, как ты. Конечно, всё было именно так… Что же мне делать, Рэйчел? Как мне сберечь твой свет? Ох, какие же они все идиоты. Господи. Рэйчел. Да что же это такое?!
Он видел – и всё понимал. Понимал, что это такое. Это проклятый мир, равнодушный до такой степени, что трепетные и ранимые души ощущают его безжалостным. Это не так, разумеется, — просто ему всё равно. Даже тогда, когда в него приходит такое чудо, как ты, Рэйчел. И свет. Наверняка они не считают тебя по-настоящему своей. И дело даже не в русской матери, не в том, что ты почти бедна, и даже не в том, что ты делаешь. Просто ты не такая, как они. Они это чувствуют. А я? Что чувствую я? Господи. Рэйчел. Если бы я мог. Если бы я имел право.
Жильё они нашли тоже – неделю промучившись в пансионе, Гурьев взвыл, так что Рэйчел, преисполнившись сострадания и мобилизовав некоторое количество своих знакомых, сняла ему просторную студию на верхнем этаже дома в районе площади Кавендиш, под самой крышей. Вот и чердак, улыбнулся Гурьев, когда они посетили его будущее жильё с ознакомительным визитом.
— Да-а, — протянула Рэйчел, обозрев «чердак». — Это же нужно ещё обставить, как следует! — И спросила с беспокойством: – У вас ещё остались деньги, Джейк?
— Не тревожьтесь, — он улыбнулся. — Кстати, вы до сих пор не предложили к оплате ваши счета, леди Рэйчел.
— Я сделаю это на днях, — она вспыхнула.
— И вы так и не представили меня до сих пор вашему брату.
— Это ещё зачем?! — удивилась Рэйчел.
— Затем, что это необходимо, — прищурился Гурьев. — Мы ведь партнёры, помните? Вы занимаетесь моими проблемами, а я – вашими.
— О каких проблемах вы говорите? — тихо спросила Рэйчел. — Я вас не совсем понимаю.
— Ему двенадцать лет, леди Рэйчел. Почему он не в Итоне? [18] Или ещё где-нибудь, где положено учиться мальчикам его круга?
— Всё-таки некоторых вещей вы определённо не знаете, — Рэйчел поджала губы. — В Итон сэр Эндрю должен отправиться осенью. А сейчас он готовится к этому. Хотя… Я не уверена, что смогу отдать Тэдди в Итон, — Рэйчел отвернулась. — Он… Собственно говоря, это не ваше дело. Я оплачиваю педагогов, и… Он очень привязан ко мне, а я – к нему, не смотря на…
Она окончательно смешалась и замолчала, кусая губы и теребя ленту на поясе. Гурьев испугался, что довёл её до слёз, заговорил поспешно:
— Этого мало, леди Рэйчел. Мальчику нужен старший товарищ, друг. Ему ведь наверняка одиноко.
— Зачем это вам? — она в упор посмотрела на Гурьева.
— Я хочу вам помочь. Я должен вам помочь. Я могу это сделать, и я это сделаю.
— И в каком качестве я должна вас ему представить? — её улыбка предвещала, что Гурьеву не удастся отделаться какой-нибудь шуткой.
— Я думаю, что мы расскажем ему правду, — он спокойно выдержал взгляд Рэйчел. — Зачем я здесь, как мы познакомились и какие у меня планы. Я уверен, ему это понравится.
А ведь он совершенно прав, подумала Рэйчел. Что бы я ни делала, как бы ни старалась, — я не способна заменить настоящую мужскую руку. Это именно то, чего так не хватает Тэдди. Всё остальное у него есть. И даже больше.
— Вам не кажется, что вы ведёте себя, как…
— Как кто?
— Как человек, который строит планы, для каковых я не подавала ни малейшего повода, — Рэйчел вскинула твёрдый округлый подбородок.
Не делай так, мысленно взмолился Гурьев. Не делай так, иначе я за себя не отвечаю. Я же живой, Рэйчел, неужели ты не видишь?! Господи. Рэйчел.
— Это просто недостаток воспитания, — обезоруживающе улыбнулся он. — У нас в России есть дурная привычка без особых церемоний лезть в душу к знакомым и не очень знакомым людям. Разве вы не слышали об этом?
— Слышала, — кивнула Рэйчел. — Но не думайте, что я собираюсь впустить вас в мою жизнь. Мы партнёры, но мои личные… взаимоотношения вас не касаются и не должны интересовать.
— Поздно, — вздохнул он.
— Что?!
— Это уже произошло.
— Вот как?!
— Да. Увы. Даже если вы сами ещё не до конца осознали это. Поехали, леди Рэйчел.
— Вы сумасшедший.
— Вероятно. Нам пора.
— Что вы себе позволяете?!
— Доверьтесь мне, Рэйчел, — тихо проговорил Гурьев, опуская ставшее уже привычным обращение «леди». — Вы ни на секунду не пожалеете об этом. Никогда, обещаю.
— Что, прямо сейчас? — явно колеблясь, пробормотала Рэйчел. — Но…
— Прямо сейчас, — Гурьев шагнул к ней и осторожно взял её за локоть. — Пока вы не передумали. Идёмте.
* * *
— Расскажите мне немного о нём, — попросил Гурьев, когда они сели в кэб.
— Что?
— Не знаю. Всё равно. Как он выглядит? Он похож на вас?
Рэйчел, вздохнув, раскрыла сумочку, вынула фото и протянула Гурьеву. Он повертел в руках твёрдый кусочек картона:
— Похож на вас. Очень. А вы на кого? На мать?
— Вот и не угадали, — улыбнулась Рэйчел. — Совершенно наоборот. — И нахмурилась: – Послушайте, Джейк. Я совсем не уверена…
— Я уверен. Я прошу вас, — что бы ни происходило, как бы ни казалось вам, что нужно вмешаться, не вмешивайтесь. Это моя работа. Ваше слово, леди Рэйчел.
— Ну… О, Боже. Хорошо. У вас есть опыт воспитания мальчиков?
— Нет. Ни у кого нет опыта, леди Рэйчел. У меня есть интуиция и я очень хорошо помню, чем дышал я сам, когда мне было двенадцать. Доверьтесь мне и ничего не бойтесь.
Это просто немыслимо, вздохнула Рэйчел. Боже мой, что же я делаю?! Он самый настоящий сумасшедший. Господи, ведь он ни на кого не похож. Не человек, а сплошная загадка. Но – он такой настоящий! Нет, это просто немыслимо, испугалась она. Это невозможно. Этот лоб, этот взгляд. И руки. Когда он дотрагивается до меня… Так редко, словно боится сделать мне больно. Боже, что же это со мной?! Я не хочу. Я так устала!