В чувство его привела прохладная морская волна, бодро и сильно окатившая героя с головой. Волна еще не успела окончательно отхлынуть, как какая-то очень большая тряпка, или, скорее, полотнище из грубой материи, накрыла весь мир. Может, и не весь, но уж какую-то его часть — без сомнения. Это было жутко. Антошка завозился, забарахтался, пытаясь добыть себе свободу, но тут подоспела очередная волна, и полотнище заметно отяжелело.
Где-то рядом раздавались пыхтения и вопли. В сердце героя мелькнула надежда, что кто-то из уцелевших спутников сейчас придет ему на помощь, однако каждый был занят исключительно собой.
Пришлось спасаться самостоятельно. В какой-то момент показалось, что это не удастся и он бесславно задохнется под парусом, так и не дойдя до цели. Страх придал сил, а тут еще очередная волна поддала под зад, поволокла вперед, и Антошка неожиданно для себя выкарабкался на открытое место.
Здесь было не менее темно. Только сверху не наваливалась промокшая парусина, да и досок внизу стало вроде бы меньше.
Спасен!
Антошка облегченно вздохнул, отполз еще немного, положил голову на кстати подвернувшийся камень и закрыл бесполезные в темноте глаза.
Когда он проснулся, начинался ранний летний рассвет. Во всяком случае, короткая летняя ночь заканчивалась. Беспросветный мрак сменился обычной тьмой, а та довольно быстро стала превращаться в утренние сумерки.
С ночным мраком куда-то отступил ночной ужас. Оказалось, все не так плохо. Могло быть гораздо хуже. Хотя быть куда лучше тоже вполне бы могло.
Ветродуй выбросил судно на небольшой каменистый пляж. Чуть впереди он оканчивался отвесными скалами, возвышавшимися над героем темной громадой.
Позади бесформенной грудой лежали остатки корабля. Рядом с ними приподнимались Антошкины спутники, и кто-то из них, в сумерках точно не разобрать, выводил на пляж уцелевших лошадей. Может, то было обычное чудо, может, охранительная магия.
— А где Антон? — раздался негромкий голос Сковорода.
— Здесь. — Играть в прятки Иванов не захотел. Раз все равно не дадут полежать, почему бы не порадовать товарищей своим спасением?
Если бы еще не липли промокшие насквозь штаны! Хоть и лето, но к утру все равно прохладно.
— Разведите костер, — не то попросил, не то приказал Антон.
— Из чего? Одни камни кругом, — отозвался Ольгерд.
— Кругом да, а позади? — Рыцарь кивнул на обломки. Он-то помнил, как полз по доскам и брусьям!
— Ты что?! — Бродивший по остаткам корабля Ферлих мгновенно перенесся к герою.
— Что?
— Твой корабль, что ли? Да ты знаешь, сколько я за него заплатил пятнадцать лет назад? Уже не говорю о ветродуе. Ему вообще цены нет!
— Где ты видишь корабль? — Антошка был не против частной собственности, только очень уж хотелось согреться.
— А это, по-твоему, что? — Ферлих картинно обвел рукой груду развалин.
— Обломки, — пожал плечами Иванов.
Ответ был очевиден для каждого, кто хоть раз видел корабль или хотя бы даже лодку.
— Где ты видишь обломки? — возмутился колдун. — Да я из них такого красавца смастерю, любой шкипер позавидует! Киль почти цел, ветродуй хоть сейчас запускай, обшивку лишь набить на прежние места да как следует проконопатить. А ты — обломки, обломки! Тьфу! Слушать противно!
Ферлих не говорил, а кричал. Потом неожиданно умолк на полуслове и уставился куда-то за спину героя. Рыцарь обернулся.
Казавшиеся в темноте, а затем в полутьме непреступными прибрежные скалы вовсе не были таковыми. Чуть в стороне был спуск, и по нему сейчас торопливо сбегали люди. В их руках были зажаты факелы, и пламя отлетало назад, демонстрируя спешку.
Вот что значит Европа! Стоило потерпеть крушение, и уже со всех ног бегут спасатели, норовят помочь, узнать, не надо ли чего мореплавателям?
Антошка едва не расчувствовался. Но тут отблески света отразились на лезвиях боевых топоров, и богатырь заподозрил неладное.
Рука сама легла на рукоять меча. Антошка приготовился выслушать цивилизованные претензии к своей особе или к личностям своих спутников, после которых можно будет согреться в поединке один на один.
Вместо этого головной «спасатель», широкоплечий и кривоногий, проскочил совсем рядом, едва не сбив богатыря с ног.
— Все мое! — визгливо бросил кривоногий на ходу. — И рабы, и кони, и груз!
— Какие «рабы»? — спросил Антошка у Ферлиха. — Где он их здесь увидел?
— Рабы — это мы. — Колдун несколько съежился. — Береговой закон. Что на берег вынесло, то принадлежит его владельцу.
— Что?! — Ни один герой никогда не отличался законопослушностью. Антошка просто не был исключением. — Я им сейчас таких рабов покажу!
Он резко выставил в сторону ногу. Несшийся вторым абориген споткнулся и полетел вперед. В падении он выпустил из рук и топор, и факел, но на лету попытался сорвать с героя его бесценный плащ из драконовой шкуры.
Такой наглости Антошка стерпеть не мог никак.
Из горла вырвался богатырский рык. Верный меч покинул ножны, сверкнул и обрушился на очередного грабителя.
— Бей местных! — проорал Иванов.
— Наших бьют! — немедленно заорали в ответ местные.
Антон подтвердил их крик, бросившись в самую толпу.
Им бы прибежать на часок раньше, пока герой набирался сил после трудного путешествия. Может быть, и удалось бы связать спящего, бросить в очередную темницу.
Сейчас Антошка не спал и в темницу не хотел. Имел возможность убедиться, что ничего хорошего там нет и быть не может. Темно, голодно, и вообще на воле определенно лучше.
Однако врагов было несколько многовато даже для героя. Со всех сторон мелькали топоры, а кое-кто из наиболее коварных пытался поджечь Антошку факелом. На их беду, одежда Иванова еще не просохла и загореться не могла. А вот бородку чуть подпалить удалось. Антошка мельком коснулся ее рукой, убедился, что пострадала его красота, и вконец озверел.
Теперь на пощаду не мог рассчитывать никто. Иванов не заметил, кто именно поработал бездарным цирюльником, и теперь рубил направо и налево всех, кто оказывался в пределах досягаемости.
— Сзади!
Кто кричал, Антон не понял. Так же как не понял, относилось это к нему или к кому другому. Но мышцы сами прореагировали на крик, бросили тело в сторону. Не их вина, что тело споткнулось и полетело на прибрежную гальку.
Но, судя по всему, последний час Антошки еще не пробил. Перед глазами героя отнюдь не проходила вся его многотрудная жизнь: светлое детство, мечтательная юность, долгое ожидание ТАМ, именуемое знакомыми почему-то бездельем, бессчетные подвиги ЗДЕСЬ. Вместо мелькания былого было странно замедленное настоящее. Фигура аборигена в грубых шкурах, секира, плавно опускающаяся прямо на шею. И словно во сне не хватало сил, чтобы хоть немного сдвинуться с места, уйти с траектории опускающегося лезвия.