То же самое происходило тогда и с ней. Вместе они испытали невероятные по силе ощущения, прежде неведомые ни ему, ни ей; это поразило обоих. И каждый раз наслаждение становилось все острее и сильнее. Для обычных людей, случайно испытавших такое наслаждение, связь превратилась бы в пагубную страсть, захватила бы их полностью, не оставив в жизни места ни для чего другого. Но эти двое владели собой настолько, что умели вовремя остановиться. Перед ними открылось море новых возможностей; одновременно пришло и знание, как не погрузиться в эту пучину навек.
Ее пальцы задержались на его щеке. Потом она притянула его к себе, ухватившись за накидку, и положила голову ему на грудь.
— Мы оба знаем, почему ты избегал нашей встречи, и почему я сама не сделала первый шаг. Но в такой вечер, как сегодня, — когда в Морианде чествуют героев, — в такой вечер не будет ли правильнее для нас быть вместе, а не врозь?
— Это верно, хотя, возможно, сегодня вечером мне придется сделать еще кое-что, чтобы подтвердить звание героя.
— Что именно?
Он приподнял ее лицо, взявшись пальцами за подбородок.
— Ятан рассказал мне о слухах относительно Пустошей. Совершенно ясно, что ты не случайно выбрала меня для поединка с наемником Черного Мириана. Ты хотела дать мне знать, что происходит. Вы с Ятаном не договаривались об этом?
— Нет, Моравен. Мне всего лишь стало известно, что ты посетил его и взял ученика. — Она сильнее сжала в пальцах ткань его накидки. — У меня была договоренность с Черным Мирианом. Моя любезность была оплачена, но знай я, что его человек попытается убить тебя, я потребовала бы большего.
— Сегодняшним вечером Черный Мириан хотел показать всем, какими возможностями обладает. Но к тому же он предупредил Кирона о непредвиденных трудностях, с которыми он может вскоре столкнуться.
— Он ничего не делает бесплатно. Его верность Короне имеет свою цену.
— Правителю Кирону это известно.
Госпожа поцеловала его в шею.
— Черный Мириан часто имеет дела со знатью из провинций. Столичные купцы богатеют с каждым днем, но дворяне во внутренних землях почти не имеют никаких прибылей. В прошлом они неохотно вкладывали средства в торговлю, и теперь купцы не пылают желанием щедро вознаградить их за былую скупость. Провинциальные дворяне хотят приобретать пряности и прочие товары, которые прибывают в Наленир на торговых судах, но у них нет золота, чтобы за это платить. В довершение всего, они видят, что Правитель озабочен в основном тем, что творится между Гелосундом и Дезейрионом. В этом году в Наленире собрали очень неплохой урожай, однако Правитель не снизил пошлины. Если бы в провинциях осталось больше зерна, дворяне смогли бы и выручить больше от продажи риса. Вместо этого Правитель забрал их зерно и, кроме того, потребовал, чтобы они прислали свои отряды для обороны от Дезейриона. Кто-то из них полагает, что личное войско спасет их в случае нападения дезейрионцев. Прочие считают, что армия понадобится, чтобы свергнуть Кирона, если он не начнет прислушиваться к их мнению.
Моравен медленно кивнул.
— Полагаю, и здесь, в городе, найдутся менее обеспеченные торговцы, считающие, что иметь личное войско было бы очень полезно, чтобы помешать остальным и способствовать процветанию своих собственных дел. Ведь единственное, что сдерживает их, — это то, что пока торговля всем приносит неплохие прибыли?
— Да. Правителю известно о недовольстве в провинциях, и он требует, чтобы некоторые купцы взамен на возможность пользоваться картами Антураси заключали денежные договоренности со знатью. Карты Антураси приносят удачу и ни разу не подводили, тогда как многие картографы были разорены из-за неудачных торговых предприятий. Однако сейчас достаточно краха одной-единственной экспедиции, и это станет крахом государства. Конец торговле, конец процветанию, и клинки надолго покинут ножны.
— Экспедиция на «Волке Бури»?
Она улыбнулась ему.
— Для человека, достаточно давно не бывавшего в Морианде, ты неплохо разбираешься в государственных делах.
— Сегодня — Морианд, столетия назад — Келеван… — Моравен нахмурился. — Разница в том, что тогда сражались настоящие воины. Было проще разобраться, что происходит, и оценить силы — свои и противников. Теперь же мы будем иметь дело с древними клинками и прахом; целое войско уместится где-нибудь на складе, и явится на свет по мановению руки. Никаких расходов по содержанию армии, и во всей этой армии ни одного, обладающего мудростью воина…
— Ты знаешь, что с этим делать?
— Нет. Пока что — нет. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. — Мне необходимо многое узнать, но в запасе еще есть немного времени. С «Волком Бури» не может ничего произойти прежде, чем он покинет Морианд.
— И ты сможешь провести часть этого времени со мной?
Моравен приблизил лицо к ее губам.
— Разве может быть что-нибудь лучше, чем провести его с тобой?
Шестой день Празднества Урожая года Собаки.
Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.
Сто шестьдесят второй год Династии Комира.
Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.
Ширикан, Морианд.
Наленир.
Правитель Пируст откинул крышку ящичка из черного дерева, стоящего на столе в одном из покоев, отведенных для него и свиты. Внутри, на красном бархате, лежали девять фигурок из металла. Все они, кроме одной, были искусно расписаны. Самая высокая фигура — два с половиной дюйма в высоту — была полностью черной, исключая лицо. На груди виднелось изображение белого ястреба. Пируст вынул эту фигуру из ящичка и поднес к горящей свече. Он вертел ее в пальцах, поворачивая то одной, то другой стороной к свету, любуясь больше чеканкой, чем росписью — последняя была выполнена явно торопливо и достаточно небрежно.
Он улыбнулся.
— В этом году они более снисходительны ко мне, чем в прошлом. Это оттого, что я присутствую лично, или так распорядился Кирон?
Ему ответил тихий, надтреснутый голос, принадлежавший старой женщине:
— Точно сказать нельзя, Ваше Высочество. Кирон, в отличие от своего отца, не склонен издавать официальные указы по любому поводу.
Голос исходил из угла комнаты. Говорящую окутывала тень. Надвинутый капюшон скрывал лицо, видны были лишь длинные пряди седых волос.
Пируст поставил свою игрушечную копию на стол и вытащил из ящичка фигуру Кирона. Она была расписана с превосходным умением, одеяния выглядели чуть ли не лучше настоящих, в которые Кирон был облачен во время их последней встречи. Золото на его платье сверкало даже при тусклом освещении; будь пламя свечи поярче, блеск отделки, должно быть, слепил бы глаза. Художник постарался и в мельчайших подробностях изобразил поверженного драконом ястреба с летящими в разные стороны перьями.