Костя встал, пробежался по комнате. Всегда, когда работа начинала «переть», ему хотелось ходить. В такие минуты он очень жалел о том, что не может позволить себе стенографистку. Конечно, можно было бы связаться с Толокошиным и попросить что-нибудь миленькое, вскормленное в недрах Кремля и наученное печатать со скоростью пулемета. Но Константин понимал, что такой подход к делу может кончиться элементарными шашнями с секретаршей. Сажать за работу какую-нибудь страшную крокодилицу не хотелось, эстетически неприятно. Искать секретаря-мужчину странно. И потом, он наверняка будет «личный в штатском». А хорошенькая стенографистка была, увы, чревата потерей работоспособности. Придется набивать самому, периодически вскакивать, бегать по комнате, нарабатывать мысль и снова по кнопкам тюк-тюк.
Орлов вернулся к клавиатуре.
— Президенту я, конечно, все это добро сразу не потащу. Подумаю еще пару деньков. Клиент должен дозреть, — сказал он монитору. — Ну, а как созреет, так мы ему подкинем кое-что. Будет очень кстати.
Привычку разговаривать с собой Константин приобрел за время учебы. Когда, проживая на квартире у тетки, которая большую часть времени занималась театром, где работала, он понял, что проработка конспектов и лекций вслух дает гораздо больший запоминающий эффект, чем любая зубрежка. Ко всему прочему, тетка, существо глубоко старой формации, не приветствовала вечеринок и бурного студенческого веселья. Поэтому у Кости четко разделялось время учебы и время отдыха. Учеба, да и работа — для себя, а веселье — оно и есть веселье, там всем глубоко плевать, разговариваешь ты с собой или с соседом.
После университета Константин долго преподавал философию в одном из новых институтов, в то время их образовалось огромное множество. Потом работал аналитиком в одной конторе, занимающейся продвижением на рынок товаров от конверсии. Затем снова преподавал. Но часы сокращались, работы становилось все меньше.
Орлов вытащил на экран календарь. Сегодня — четверг. Завтра, в пятницу, ему надо было явиться на последнюю пару в университет. Отпинать замороченных студентов Кантом и явиться в бухгалтерию за смешной зарплатой. Гадкий день. Обычно получка — это праздник. Ну, или хотя бы событие. Для Кости день зарплаты был пыткой. В университете весь преподавательский состав знал, что он первый на сокращение и что приказ на увольнение если не подписан, то уж точно лежит на директорском столе. Ловить на себе сочувствующие взгляды было невыносимо.
Следом за пятницей традиционно шли выходные. А после выходных — понедельник.
— Понедельник — день Президента, — решил Костя и вернулся к «ворду». — На чем мы остановились?
«Первое, что мы должны сделать, — нанести удар по деньгам!»
— Верно, хорошо сказал. Только надо развить.
«Точнее, ударить по товарно-денежной системе, практически, насколько это возможно, исключив из этого круговорота деньги. Тут подойдет что угодно: бартер, спецпайки, льготы, казенное имущество. Если премировать, то премировать напрямую товаром, но не деньгами. Преимущества такого подхода лежат на поверхности. Легче контролировать, награда зримее, у человека с отсутствующей коммерческой жилкой нет ощущения, что его покупают. Одновременно с этим значительно упрощается процесс наказания. Отобрать казенную вещь проще, чем бить деньгами. Конечно, полностью исключить денежный вопрос невозможно. Но зарплаты должны быть минимальными, всем необходимым человека должна обеспечивать служба.
Нам нужны люди, не нашедшие себя в рынке. Из идейных соображений, из моральных убеждений, из принципа. Этим людям должно быть противно и гадко покупать, продавать и спекулировать. На чужие деньги не будут зариться только те, кто презирает „денежные отношения" сами по себе! Этих людей следует оградить от маленьких зеленых бумажек, выплачивать нищенскую зарплату не на руки, а переводить их на специальные счета. При этом совершенно необходимо создать организацию, построенную по принципу…»
Костя снова встал и нервно заходил по комнате. Машинально выглянул в окно.
Перед глазами мелькнули дети. С высоты седьмого этажа они казались маленькими солдатиками из стратегической игрушки, которые бегут куда-то, повинуясь движению мысли неведомого игрока. Из дебрей коллективного бессознательного, из ноосферы выплыло: «Детская Чечня».
Орлов хмыкнул. К ноосфере, как области, где гнездятся все мысли человечества, высказанные и несказанные, Костя относился с уважением. Коллективное бессознательное никогда не подкидывало идей просто так, никогда случайная мысль не оказывалась пустышкой. Другое дело, что воспользоваться этим подарком получалось не всегда.
— Чечня. Детская Чечня, — повторил Константин. — Почему Чечня? Почему детская? Дети. Детеныши. Чечня. Горы. Аулы. Тейпы. Бандиты. Автоматы. Смерть. Мины. Инвалиды. Больницы. Доктора… Что-то меня унесло. Начнем все-таки с детей. Итак.
Тут словно что-то щелкнуло внутри.
— А ведь я уже что-то про них… Дети. Дети — это солдаты. Солдаты армии детства. Армии развития. Их цель — познавать мир. Осваивать новые территории. Дети — солдаты. Они борются с миром взрослых, хватаясь друг за друга, окружая себя круговой порукой. Дети проигрывают. Они теряют бойцов. Но находят их снова, вводят в свой круг. Но не взрослых, потому что у взрослых свой клак, свои связи… Стоп! Теперь Чечня. Там было что-то… Э…. Горы. Бандиты. Общечеловеки… Тьфу! Еще бы правозащитников вспомнил.
Орлов сделал большой глоток холодного кофе, сморщился от отвращения.
— Тейпы!!!
Он вскочил, добежал до кухни, бросил кружку в раковину и снова побежал к компьютеру.
«При этом совершенно необходимо создать организацию, построенную по корпоративному принципу. Внутри этой структуры деньги не должны иметь никакой ценности. Нищенская зарплата будет компенсироваться продуктовыми пайками, казенными квартирами, автомобилями, красивой формой, набором льгот и свобод. Западное капиталистическое изобретение — корпорации — мы должны использовать на пользу себе.
Любое подозрение в коммерческой деятельности должно расследоваться. Виновные — строго наказываться. Для чего было бы крайне желательно создать несколько специальных зон с особо жестким режимом.
Особое внимание необходимо уделять национальному вопросу. Это самый тонкий и опасный момент программы. В условиях, когда главенствующей идеей является всеобщее национальное равенство, должно производить отбор при принятии на работу с особой тщательностью. Поскольку новая организация будет представлять собой закрытое общество, то и привлечение в него людей, в национальной традиции которых есть мощная клановость, семейственность, крайне нежелательно. Совершенно понятно, что интересы семейного или национального клана будут перевешивать, и вместо сплоченных рядов мы получим кумовство, разброд и шатание, погубившие не одну организацию. То есть, говоря открыто, в новую структуру должна быть закрыта дорога всем национальностям Кавказа и Закавказья, Азии и Ближнего Востока. А также всем представителям…»
Орлов набрал «евр…», поморщился и, чтобы не делать лишних уточнений, написал: