— И как?
Толокошин махнул рукой:
— Не спрашивай. Весь кайф сломали. Он, правда, уже на ходах был. Все кричал, мол, поехали к Старику, я ему антоновку привезу и водки. В общем, ничего интересного.
— И тогда ты ко мне? — Костя понюхал коньяк. Терпкий виноградный аромат заставил от удовольствия зажмуриться.
— К тебе. А к кому еще?! — Толокошин поднял стаканчик. — Давай… За успех наших предприятий. И чтобы выходные не проходили бездарно.
— Давай. — Костя сделал небольшой глоточек. Потом еще один, побольше. Теплая волна прокатилась по гирлу, оставляя за собой удивительный аромат солнца. Сразу же после этого Орлов сделал большой глоток кофе, горячего, острым жаром прокатившегося по чуть обожженному языку.
Орлов закрыл глаза, ощущая, как два напитка перемешиваются внутри, согревая и расслабляя.
— И хорошо, что приехал, — сказал Костя через паузу. — Как раз хотел с тобой посоветоваться.
— Ты что? Опять о работе? — Толокошин нахмурился.
— Ничего не поделаешь. — Костя сделал еще один глоток. — Философы работают даже в воскресенье. Ты знал, куда ехал.
— Да уж… — Александр подергал бороду. — Погоди тогда. Закусим, что ли…
Он взял пакет и принялся выгружать на стол что-то разнообразное, в баночках, с яркими вкусными этикетками.
— Мать моя… — пробормотал Орлов. — Это ж… Я только в лучшие советские годы…
— Она самая! — подтвердил Толокошин. — Ностальгия мучает?
— Ага!
Они некоторое время пили. Закусывали. Снова закусывали. Опять пили. Несколько раз заваривали свежий кофеек. Незаметно ушла бутылка коньяка, не оставив после себя ничего, кроме легкости в мыслях. За второй погнали коридорного.
— «Хеннесси» не бери, — напутствовал его Толокошин. — Не бери. Только «Арарат». Понял? Настоящий только…
— А всякие другие ты не пьешь? — поинтересовался Орлов, когда коридорный удалился. — Ну, там, «Московский» или…
— Ты что? Совсем плохой? Ты знаешь, кто его разливает, этот «Московский»?
— Не знаю.
— И не узнавай.
— Ладно. — Константин почесал лоб и направился к куче бумажек. — Хотел у тебя спросить одну штуку.
— Валяй.
— По поводу «Розог».
— У них, кстати, боевое крещение было. Ты в курсе?
— Нет. — Костя остановился на полпути. Внутри все похолодело. — И как? Почему не рассказали?
— А ты что, новостей не читаешь? — удивился Толокошин. — Все, как ты предсказывал. Что, мол, подозрительные формирования. Угроза демократии. Правительство разрабатывает свой вариант зондеркоманд. Сейчас они направлены на скинхедов, а завтра? И так далее. Дошло до того, что скинов невинной жертвой великорусского шовинизма назвали, но это был особо тяжелый случай.
— А прошло-то как? — Орлов неожиданно понял, что волнуется за организацию как за собственного ребенка, сдающего важные экзамены.
— На ура прошло, спокойно ответил Александр. — Согласно программе. Ни одного пострадавшего с нашей стороны. Менты только успевали грузить бездыханные эти… организмы.
— Мне нужны материалы по этому делу. Реакция СМИ и прочее. Заодно хорошо бы выяснить реакцию в МВД. И официальную, и неофициальную. Среди верхов и среди низов, что особенно важно. Сделаешь?
— Не сегодня, но сделаю. Чего ты разволновался так?
— Как чего? Сейчас реакция пойдет, а я еще не все сделал, не все по полочкам разложил… Это же серьезный вопрос! Черт!
— Ты же знал об акции?
— Знал, но… В общем, сделайте мне эту подборку. Я и сам буду искать, но сделайте! — Костя пробежался по комнате. Подобрал листочек. Скомкал, бросил его в открытую форточку.
— Хорошо, хорошо, ты не волнуйся так!
— Я не волнуюсь, не волнуюсь. — Орлов сел рядом с Толокошиным. Опрокинул остатки коньяка. — Слушай, я не дал им еще одну важную функцию.
— Какую такую функцию? — Взволнованность Кости передалась Александру.
— Понимаешь, я дал им один защитный механизм и не дал другого. Я дал им круговую поруку. Это очень важно. Но это щит. А должен быть меч.
— Гхм…
— Должен быть. Не спорь даже. Мы воспитываем в государственной пробирке клан. Особый, редкий вид. Наш, российский, государственный. Мы фундамент сейчас закладываем. Или нет. Не закладываем, а укрепляем его. Бетонируем. Расшаталось же все. Неужели не видишь?
— Вижу, вижу…
— И этот фундамент, этот клан должен уметь защищаться.
— А кто на него нападать собирается?
— Да кто угодно. Ты вспомни одну из мотиваций, зачем мы все это затеяли. Что за причина была?
— Липинский, что ли?
— Херня этот Липинский. Сошка мелкая. Камушек в лавине. Коррупция! Вот почему и менты не подчиняются никому, кроме своего кармана, и чиновники что хотят, то и делают. А коррупция подразумевает семейственность. Корпоративность. Понимаешь? И если одна корпорация не может защищаться, то ее сжирают другие. Более сильные, наглые, злые. А значит, и нашему клану, нашей корпорации надо дать в руки меч. Или ее сожрут.
— Да кто?!
— Кто-кто? Менты, например, генералы с золотыми пуговицами на штанах! Вот возьмут и сожрут к черту! И костей не останется. Только хуже станет.
— И что же это за меч?
— Месть! Принцип личной ответственности мы уже дефинировали. Теперь определим принцип мести! Месть как принцип существования клана. На любое враждебное действие должен быть адекватный или, в ряде случаев, превосходящий по силе ответ! Клан, готовый мстить, уже не трогают. Человека, за спиной которого стоят люди, готовые мстить, ни один идиот не тронет, если не будет уверен в своем десятикратном превосходстве.
— А если будет уверен?
— Ну и что? Не бывает абсолютной защиты. Машина может взлететь на воздух. Случайно. А если бронированная, то у подъезда наркоман с обрезком трубы встретится. Месть — дело неторопливое, но надежное. Месть — это принцип жизни. Человек не боится умереть, зная, что за него будут мстить. Его родственники, кровники, братья по оружию. — Костя посмотрел на бумажку, которую держал в руках, и прочитал: — Месть — это условие, позволяющее урегулировать сложные взаимоотношения с другими корпорациями. Мы создаем организацию, которая будет бороться в первую очередь с нечистоплотными людьми, с огромным спрутом, у которого множество щупалец. И чтобы сразу взять его за горло, за эту артерию, которая перекачивает деньги из одного кармана в другой, надо иметь за спиной действительно страшное оружие. Этим оружием будет месть. Поставленная одним из краеугольных камней в фундаменте ОЗГИ. Или мы решаем сложный вопрос по закону добровольно, или решаем вопрос по закону в любом случае! Никакая организация не должна даже думать о том, что можно как-то силой решить проблему с ОЗГИ. Любое давление, любой признак агрессии должны давиться в зародыше. Действовать таким образом можно, только руководствуясь местью.