Счастье, которое она испытала, упав в его объятия, вновь оказавшись в его власти и под его защитой, можно было сравнить лишь с радостью потерявшегося в толпе ребенка, который наконец нашел мать.
— Где вы пропадали? Уехали в Испанию вот так, не сказав мне ни слова!
Голос графа слегка дрогнул, и это было по отношению к ней впервые… или же она забыла? Анжелика обвила руками его шею.
— Да вы ревнуете! — воскликнула она. — О, как мне это нравится!
Она сияла от счастья, облегчения и нежности. Жоффрей был ее защитником, ее крепостью, и он беспокоился о ней.
— Любовь моя, — проговорил он, — разве вы не знаете, что в вас вся моя жизнь?.. Больше не исчезайте вот так!
— Что вы себе вообразили? Вы ведь прекрасно знали, где я и с кем. Доказательство тому то, что Куасси-Ба направлялся прямиком к дому доньи Марала, где аббат де Монтрей занял для нас окна.
Она запрокинула голову и увидела знакомую белоснежную улыбку Жоффрея. Как же чудесно снова оказаться в плену его объятий и под сенью его любви.
— Идемте, я отведу вас в мой бивуак, — ответил граф, — там нас ждет превосходный ужин.
Они направились вглубь пляжа, где среди хаоса теней, отмеченного кое-где тусклыми отблесками нескольких фонарей и чуть более ярким свечением костров, разведенных под походными котелками, расположились лагерем маркитанты и торговцы. Понемногу из темноты выступил целый городок, составленный из палаток и повозок, исколесивших все дороги и пути Франции и хранивших в своих недрах всевозможные сокровища.
Ночью жизнь кипела там еще сильнее, чем днем, пробуждая потаенные человеческие страсти и пороки, повсюду было слышно, как о дно бочки или перевернутого тамбурина ударяются брошенные игральные кости. Кочевники и чужеземцы тщательно поддерживали привычный для них образ жизни, готовясь с утра сдвинуться с места, а ночью стряпая привычную для них пищу, почти всегда одну и ту же — и это постоянство дарило им крепкое здоровье, в какие края их ни забросила бы судьба.
Так что даже глубокой ночью в лагере было шумно от незаметной в темноте, но напряженной работы. В воздухе витал насыщенный аромат пряностей, выпечки и рагу, настолько сильный, что запахи близлежащей деревушки едва ощущались.
Немного в стороне весело пылал костер, а вокруг суетились тени, вооруженные черпаками, блюдами и котелками. Анжелика увидела Альфонсо и двух его помощников — они встречали троих швейцарских гвардейцев из той самой роты, часть которой отправили охранять французскую половину Дворца переговоров.
На гвардейцах были валлонские воротнички и шляпы с перьями. Они принесли зажаренного на вертеле молочного поросенка, а еще котелки с овощами и соусами. Мясо было нежным, с хрустящей корочкой, и Анжелика наслаждалась приветливостью и добродушием, царившими на французской земле.
Окруженная заботой Жоффрея, сидящего рядом, она, словно по волшебству, забыла недавний страх. Муж вновь и вновь повторял ей, что сильно беспокоился из-за ее внезапного исчезновения.
Анжелика покачала головой, отказываясь признавать вину. — Нет, нет! Ведь вы прекрасно осведомлены, о какой прогулке шла речь. Аббат де Монтрей повсюду твердил только о ней. Может, вы так волнуетесь из-за того, что не знаете, кто из дворян сопровождал меня?
Они продолжили беседу в той же игривой манере.
Тихий уголок на берегу реки, ночная темнота скрыла супругов от всего мира и на несколько часов вернула их отношениям привычную близость и непринужденность.
К Анжелике возвращались силы. Неприятности, случившиеся с ней во время путешествия на испанскую землю, поблекли и теперь казались незначительными.
Она признала, что позволила увезти себя практически против воли. Праздник Тела Господня заразил ее всеобщим возбуждением. Яркие впечатления заглушили встречу с человеком с горящими глазами. Осмелится ли она когда-нибудь рассказать о нем Жоффрею? Анжелика вдруг вспомнила, что сегодня и, кажется, вчера забыла принять ставшую привычной пастилку с ядом, сделанную для нее мужем. Пастилка нашлась в кошельке для милостыни. Жоффрей протянул ей бокал свежей воды. Лошадей расседлали и увели под навес, где хранились запасы овса и ячменя и где конюхи или обитатели лагеря могли раздобыть все необходимое.
К графу и графине де Пейрак приблизились три тени.
Один из силуэтов принадлежал, несомненно, женщине, и на какое-то мгновение Анжелике показалось, что это Карменсита де Мерекур.
В суматохе минувших недель графиня почти забыла о ней. Но спутник прекрасной испанки представил им донью Франческу де Бобадила, после чего представился сам, назвавшись Робертом Бойлем [138] . Когда свет от костра осветил лицо мужчины, Жоффрей узнал гостя и, поднявшись, приветствовал по-английски, приглашая его и прекраснейшую донью Франческу, которой граф отвесил несколько галантных поклонов, присоединиться к ним.
Третьим оказался сопровождающий пару молодой аббат, который тотчас отправился на поиски подушек и каретных сидений, чтобы удобно устроиться у костра.
Между гостем и Жоффреем де Пейраком завязалась оживленная беседа, и Анжелика, довольно хорошо понимавшая английский, с первых слов догадалась, что мужчины уже встречались вчера или сегодня, и не где-нибудь, а в резиденции испанского короля.
Роберт Бойль остался стоять, весьма учтиво заметив по-французски, что не решается занять место подле графини де Пейрак, так как, видя мадам Анжелику впервые, поражен ее красотой и грацией и не смеет разрушить идиллию их совместного с супругом ужина.
Анжелика настаивала, приятно удивленная той сдержанностью, с которой изъяснялся англичанин. Куда более красноречивый Жоффрей де Пейрак представил гостя как одного из крупнейших ученых в мире. Молодая женщина заверила Роберта Бойля, что для них с мужем огромное удовольствие и честь разделить ужин с ним и его спутниками. Наконец, Бойль выполнил ее просьбу и сел, но отказался от жареного поросенка, отдав предпочтение «гамбасам» [139] под черным соусом.
Донья Франческа отказалась и от поросенка, и от «гамбасов». Она только выпила бокал знаменитейшего гипокраса, приготовленного из подогретого вина, подслащенного тростниковым сахаром с добавлением различных пряностей — перца, имбиря и корицы. Напиток подали горячим, и донья Франческа поставила его в «снег», чтобы остудить. В лагере маркитантов — вот чудо! — можно было найти все, что только душе угодно.
Кто-то объяснил, что в соус, поданный к «гамбасам», добавляют краску, которую выбрасывают кальмары, чем и объясняется его чернильный оттенок и исключительно тонкий морской вкус.