Вязников вдруг вспомнил, где видел это лицо.
Оно выплыло покойником со дна темного омута.
Тогда, в девяносто первом. Подвал. Мерзкие хари. Дьявольский шабаш. И это лицо. Только тогда на нем был поварской колпак.
— Здравствуй, дядя, — сказал Морозов.
И завертелось!
Девчонка, мучимая Клопом, издала горлом булькающий звук, дернулась и осела на пол. Из разодранного бока текла кровь. Сам Клоп молнией кинулся к тяжелому дубовому столу. Но Юра был готов. ТТ в его руках гавкнул один раз. И точеное греческое колено разлетелось ошметками мяса и кости. Клоп взвыл, нелепо кувыркнулся и боком упал на ковер, зажимая ладонями ногу.
Морозов пошел вперед. С каждым шагом разряжая пистолет в дергающееся на полу тело.
Последний выстрел он сделал в лицо.
Вязников тем временем приводил в себя потерявшую сознание проститутку. Он приложил к порванному боку свернутую рубашку, хлопнул девушку по щекам. Когда та, наконец, открыла глаза и во взгляде появилась осмысленность, Алексей спросил:
— «Скорую» вызовешь?
Та кивнула.
— Кто это все сделал? — спросил Вязников, указывая взглядом на труп Клопа, над которым стоял Морозов.
— Трое кавказцев, — прошептала девушка. — Страшные такие.
— Молодец! — Вязников потрепал ее по щеке, встал и кинул Морозову: — Пошли, время — деньги.
— Родственники есть? — спросил Морозов у Варвары Сергеевны.
Он был небрит, под красными опухшими глазами круги. Картину дополнял сильный запах пота. Когда Юра появился на пороге квартиры, хозяйка испуганно шарахнулась назад. Она со дня на день ждала, когда же к ней придут те, кто обычно забирал дочку. Когда на вопрос «кто там?» ответили глухо: «Морозов», она распахнула дверь и в первый момент пожалела об этом. Юра был страшен. По-настоящему. Как бывает страшен мужчина, только что имевший дело со смертью. Варвара Сергеевна почувствовала это и испугалась. Сейчас она даже жалела, что ноги принесли ее в свое время к этому человеку.
— Какие? — испуганно выдавила женщина.
— Родственники?! — громче повторил Морозов и вошел. Закрыл за собой дверь, быстро обежал всю квартиру в поисках кого-то. — Родственники за городом есть?
— Да. В деревне. — Варвара села на стул, не зная, что делать — звать на помощь или бросаться в ноги.
— Так вот. Девочку через два дня заберешь из наркологической, у доктора Борисовского. И отвезешь ее в деревню. Выпишешь из Москвы, к черту, и в деревню. Лет на пять! Поняла? Деревенька далеко?
— Далеко.
— Отлично. Девку в деревню. Сама продашь квартиру и переедешь в другой район города.
— Ой!.. — Варвара Сергеевна заплакала.
— И не хер реветь! — гаркнул Морозов. — Вляпалась, теперь выкручивайся! За дочерью следить надо!
Он был зол. Очень зол.
— Я сегодня иду к риэлтерам. Могу и к тебе их прислать. Надо?
— Надо, батюшка, надо! — сквозь слезы мычала женщина. — Ой надо… Как же теперь…
— Причитать потом будешь. И запомни, — Юра подошел к женщине, взял за локти, силой поднял с табуретки, — запомни, как священное Писание: ты меня пригласила, чтобы я осмотрел девочку. Я осмотрел. И отправил ее в наркологический. Понятно?! И все! Понятно?
— Понятно, — пискнула Варвара Сергеевна.
— Хорошо. Сиди дома, жди риэлтеров. Дверь просто так не отворяй. Меня забудь.
Морозов направился к двери.
— Батюшка! — завопила женщина, кидаясь ему вслед. Юра ускорил шаг, хлопнул дверью, заглушившей женские рыдания.
Сборы были короткими.
Он уволился с работы. Продал квартиру. И переехал в Питер.
Вместе с Вязниковым они жили в небольшой однокомнатной квартирке, разгороженной шторой. Жили, спорили, строили дома. Осваивали землю. Их Землю. Менялась вокруг жизнь, правительства, менялась политика.
Росли их Дома.
Рождались Принципы.
Рождались дети. Внуки.
— Пассионарии, друг мой, — говорил Вязников, — неизбежно должны столкнуться с субкорпорациями. Там, где изменения, там консорции, союзы пассионариев, союзы избранных. Там, где стабильность, там субкорпорации. Следующая ступень развития. Опасность этого пути в корпоративности. Тогда начинается застой. Стагнация. Консорции, субкорпорации, корпорации. Мы всеми силами должны избежать этого. Избежать застоя. Все время двигаться.
— Мы? — спрашивал Морозов.
— Наши дети. Наши внуки, может быть. Не знаю еще кто. Стабильность — да, застой — ни в коем случае.
— Но как?
— Не знаю, пока не знаю. Но должны, должны. Постоянное движение вперед. Так мало времени…
— Вперед и вверх?
— Да. Небо близко.
Он говорил это, лежа на больничной кровати. Вокруг суетились врачи, но осколок уже сорвался со своего места и неостановимо двинулся к сердцу.
— Юрка, ты меня понимаешь? — спрашивал Вязников.
— Конечно. — Морозов смотрел на друга и думал: «Мы старики. Мы толкнули землю ногами и долго летели. И ему и мне настала пора приземлиться».
— Но ведь у нас есть кому продолжить полет? — вдруг спросил Алексей.
Екатеринбург.
Январь 2025 года
Славный город Екатеринбург казался чужим. Такой же шумный, такой же суетливый, как всегда, но совсем чужой.
Особенно сейчас, когда за окнами ночь и когда ветер тянет по улице сухую, колючую метель.
Вихляющийся фонарь скрипит железной шеей, тени мечутся по белизне улицы. Гадко. Три часа ночи.
Денис Рогожин не спал.
Ему до скрежета зубовного мешали ветер, скрипящий фонарь, тени за окном.
Как раз тени и тревожили больше всего. Одна упорно пряталась у круглосуточного ларька, изредка высовываясь из-за угла. Вторая торчала у дерева. Неподвижно, словно приросла. Третья мыкалась у подъезда, а четвертая, самая понятная, сидела в машине и нервно курила. Эту четвертую Денис знал лично. В машине курил Гоша Знаменский. Очень неприятный субъект. Злой.
Целый день трое неотвязно следовали за Рогожиным. Ночью к ним прибавился Гоша. И если днем это была просто слежка, то визит Знаменского означал только одно: Денис все-таки сумел разозлить уральских авторитетов. Пауки зашевелились.
В общем-то, на это можно было положить болт с левой резьбой, но сейчас… Сейчас Рогожин был дома один. В нарушение всех инструкций, своих же собственных. Да и какие там, к черту, инструкции, когда братва, поначалу борзая да лихая, на поверку оказалась детским садом. Стрелку с Карочаевскими позорно завалили, хотя все было на мази. Отстоять ресторан, парковку и пивоварню, которые уже начали исправно платить в казну, не смогли. И теперь они где-то шлялись именно тогда, когда были больше всего нужны. Потеряли босса, придурки.