И склонился над ним с окровавленным ножом в руке.

– Было трудно добраться до вас… Все это…

Он указал ножом на окружавшую их вакханалию зелени. Дамон не мог отвести взгляда от острого лезвия: красные капли стекали по стальному клинку на запястье монаха. Они казались такими теплыми, такими… соблазнительными… Ему пришлось напомнить себе, что это не сон. Он находился здесь при исполнении обязанностей.

– Я ранен, – тихо прошептал Дамон.

Он убрал руку, которой зажимал рваную рану на плече, и из-под пальцев брызнула кровь.

– Рану нужно промыть и перевязать.

Молодой монах затаил дыхание и нагнулся к начальнику, чтобы осмотреть укус, но Дамон отстранился.

– Нож, – сказал он, отворачиваясь в сторону.

– Что вы говорите, господин?

– Вытри свое оружие, брат, – хриплым голосом произнес Дамон. – Сначала вытри оружие. И делай так всегда.

Монах покраснел.

– Я… я прошу прощения, господин, – запинаясь, пробормотал он. – Просто все так внезапно…

Он указал рукой на джунгли, на труп с перерезанным горлом, лежавший в двух шагах от них; на мужчину в тростнике, из глаза которого торчала рукоятка ножа; на кровавый след среди сломанных стеблей, обрывавшийся в нескольких ярдах у того места, где раненая женщина с хрипом выдыхала остатки жизни.

– Кругом такое безумное… Эти события могут свести с ума кого угодно.

– Они никого не сводят с ума.

Дамон, шатаясь, поднялся на ноги, и тонкое жужжание в его голове усилилось.

– Они просто демонстрируют нам новые возможности.

– Все как во сне, – с беспомощным видом сказал монах.

– Да, – согласился Дамон. – Но это не мой сон. Он не наш.

Жужжание в его голове уже гремело, будто гром, пузырясь в артериях и булькая в сердце.

– Вы правы, – проворчал молодой эзотерик. – Вот именно. Все это нереально. Мы попали в ловушку чужого сна.

– Вставай. Собери остальных. Мы должны выполнить нашу миссию.

– Миссию? Что можно делать в чужом сне?

– Это сон, но он реален. Это сон бога, а все, что боги видят во сне, становится реальностью.

Жужжание превратилось в грохот, затем переросло в скрежещущий вой.

– Вы говорите о боге? – Молодой монах поморщился и недоверчиво покачал головой. – Неужели богам снится такое… безумие?

Дамон молча указал в сторону реки.

Там, сжимая в руке длинный тусклый меч, по воде шагал Райте из Анханы. Речные струи вскипали под его ногами, словно налетали на валун. Брызги оседали на рубахе и кожаных штанах. Он шел шатаясь и без конца спотыкался. Казалось, что ноги с трудом удерживали тело. Он шел вверх по течению, и на лице его глубились грозовые тучи.

– Вот он, – сказал Дамон.

2

– …такая красивая…

Эвери Шенкс перевернулась на бок и сжала зубы, сдерживая стон. Поролоновый тюфяк, который служил ей ложем на холодном кафельном полу в операционной ветеринарной клиники, был удобным, и Эвери время от времени погружалась в краткий сон. Однако всякий раз, просыпаясь, она чувствовала себя так, словно ей удалили хрящи и заменили их наждачной бумагой.

Ее сон тревожили кошмары. Костлявые пальцы, покрытые гниющим мясом, сжимали похотливой хваткой ее локти, колени и бедра. Толпа работяг тискала ее грудь и ягодицы. Они лезли руками ей в промежность, обдавая ее тлетворным дыханием, и на каждом лице она видела злой и алчный взгляд Коллберга. Протерев воспаленные глаза, Шенкс попыталась вспомнить, отчего она проснулась.

– Я никогда не думал…

Это был почтительный шепот Тан’элКота. Отдернув руки от лица, Эвери вздохнула.

Операционная озарилась новым светом – более мягким, более густым и золотистым. Такого на этой планете не видели тысячи лет. Словно кто-то поймал первые лучи рассвета в майский день допромышленной эры, закупорил их в бутылку, как крепкое бренди, затем отфильтровал созревшую, сочную и очищенную яркость красок, которой не существовало за пределами сонетов и сказок. Этот свет больше чувствовался сердцем, чем глазом, – свет, возносивший душу ввысь, за пределы Земли. Это о нем слагали стихи, в которых поэты описывали преображающее величие улыбки возлюбленной девы; это его отголоски старались изобразить художники в затасканном образе нимба.

Свет исходил от лица Тан’элКота.

– Значит, получилось? – боясь повысить голос, прошептала Эвери. – Ты сделал это? Она в безопасности?

Взгляд Тан’элКота уносился к далям, не измеряемым милями. Он был направлен в другую вселенную.

– Как мне увидеть ее во сне?

Шенкс посмотрела на стальное ложе, где, медленно корчась от боли, лежала пристегнутая ремнями Вера. Внутривенные трубки, идущие от капельницы, удерживали ее в постоянном кошмаре.

– Все кончилось? – спросила Эвери. – Она может обрести покой? Тан’элКот, ты дал ей покой?

Взгляд Тан’элКота медленно вернулся из невообразимых пространств, и на его губах появилась удовлетворенная, почти торжествующая улыбка.

– Уже скоро, бизнесмен, – прошептал он. – Скоро.

3

Свет в техничке «Непрерывной многосерийной программы» исходил из самого сердца Анханы. Он преобразовывался в холодное электронное сияние одиннадцати экранов и озарял тварь, сидевшую в центре кабины, – ту, что когда-то была Артуро Коллбергом. Казалось, он пожирал глазами кипень необычной весны в Анхане.

Дверь суфлерки отворилась, но тварь не пошевелилась. Офицеры социальной полиции молча затолкали в помещение Тан’элКота и удалились, закрыв за собой дверь. Коллберг остался недвижим. Электронные экраны мерцали разноцветием красок: мшистая зелень, бурые камней и голубое небо.

– Все сделано, – сказал Тан’элКот.

Тварь закрыла глаза, наслаждаясь потоком Силы, который проходил через его собеседника.

– Это хорошо, что ты послал за мной, – сказал Тан’элКот. – Нам многое нужно обсудить.

Рука, покрытая заскорузлой грязью, махнула в сторону экрана, на котором худощавый юноша, вооруженный сияющим мечом, неуверенно шагал по поверхности реки. Вокруг него из воды поднимались деревья, изогнутые и скорченные, словно от боли.

– Ты видел это?

– Видел? – фыркнул Тан’элКот. – Это мое творение!

Глаза твари открылись и закрылись вновь, пережевывая зрелище.

– В его тело вошла богиня, – произнес Тан’элКот. – Она умерла по моей воле и снова ожила по моему велению.

В его голосе звенели тона внеземного торжества.