– Мне кажется, настало время пересмотреть нашу сделку.

– Вот как?

– Я обещал нейтрализовать Кейна и Пэллес Рил. Мои обязательства выполнены. Ты обещал вернуть меня моему народу, но не сделал этого. Наоборот, меня похитили. Меня запугивали и избивалин. Меня искалечили. Если бы я знал твою натуру, то никакого соглашения между нами не было бы. Однако теперь… Теперь!

В голосе его вулканически рокотало торжество.

– Теперь богиня ступает по родной земле. Она предупреждена. Она уже вооружилась. Непокоренная! Отныне тебе остается надеяться только на меня. Лишь я могу повлиять на нее. Лишь я могу встретить ее Силу. Твое спасение в моих руках.

– Где Эвери Шенкс? – бесстрастно поинтересовалась тварь.

– С ребенком.

Тан’элКот поднял руку, предупреждая возможные угрозы.

– Бизнесмен Шенкс ничем вам не поможет. Твой единственный шанс на успех зависит от влияния, которое я оказываю на богиню через ее ребенка. Это влияние целиком зависит от благополучия девочки: оно является физической и химической функцией особой конфигурации ее нервной системы. Если Вера погрузится в глубокий сон, звено будет разорвано; новые переживания, подобные тем, что она испытала при разлучении с Эвери Шенкс, могут разрушить звено. Даже небольшая психическая травма способна вызвать изменения в мозге ребенка, и ее воздействие на звено будет полностью непредсказуемым. Ты не можешь рисковать, причиняя вред кому-нибудь из нас.

Тварь промолчала.

– Медлить больше нельзя. Связь богини с рекой также является функцией конфигурации нервной системы. В настоящее время эта связь очень непрочная, и она станет еще ненадежнее, когда богиня перестроит захваченное тело. Благодаря своей Силе она может преобразить его или создать копию прежней Оболочки. В настоящее время она уже успела вернуть былую Силу. Если ты промедлишь, то я больше не смогу сопротивляться ей.

– Значит, пришла пора действовать.

– Сейчас или никогда. Дальнейшая проволочка сделает твою задачу невыполнимой.

– Хорошо. Ты убедил меня.

Тан’элКот нахмурился. Похоже, он не ожидал, что дело будет таким легким.

– Тогда выслушай мои требования…

– Забудь о них, – сказал тварь.

В его голосе появились властные тона. Тан’элКот досадливо покачал головой.

– Наверное, ты не понял моих слов…

Тварь поднялась на ноги и указала Тан’элКоту на кресло:

– Сядь.

– Тебе вряд ли удастся запугать меня, – предупредил Тан’элКот, видя, как тварь подходит к одному из пультов суфлерки.

– Заткнись, – бесстрастно сказало оно. – Взгляни сюда.

Тан’элКот посмотрел на ряд ярких экранов. Тварь нажала на неприметную клавишу, и из каждого экрана вырвался сноп ослепительного света. Тан’элКот прикрыл глаза, но взрыв Силы внутри его черепа – как раз под полумесяцем шва за левым ухом – разорвал сознание в клочья, и он упал лицом на пол.

Тварь посмотрела на сотрясаемое корчами тело. Наверное, она хотела что-то сказать, но не могла вспомнить, что именно.

4

Разбитый, искромсанный и сожженный, бежавший в темные и тайные глубины сознания, Тан’элКот начал постигать истину.

«Я свалял дурака».

Имплантированный мыслепередатчик преобразил его – сделал что-то с разумом и духом, – взывая к нему, раскрывая мир с такой стороны, о которой он прежде не подозревал из-за физических ограничений чувств. Лучи света ослепили его, но наделили магическим видением.

Как в полузабытом сне, он созерцал божественный лик в малом зале дворца Колхари: лик, который был самым чистым и наивысшим проявлением снов неспящего бога. Этот образ являлся составной скульптурной композицией, сложенной из глиняных подобий его Возлюбленных чад. Их ряды и слои создавали одно идеальное целое – прекрасное лицо. Это было лицо Ма’элКота, его величайшее произведение – Будущее Человечества.

Но теперь, простирая метафорическую длань свою к символу отъятой у него божественности, он понял, что этот шедевр был не творением его, а пророчеством. И даже рука, которой он тянулся к призрачному видению, была рукой не из плоти и крови, а неким подвижным скоплением крохотных фигур, нагих и одетых, рождавшихся и умиравших, питавшихся, крутившихся в суете своих дел, испражнявшихся и совершавших убийства.

Эти крохотные образы стали его плотью и кровью.

Он превратился в улей человечества – структурный остов, который оформлял, организовывал и указывал цель миллионам крохотных жизней, питавших его своей преданностью и верой. Головокружительный сдвиг перспективы на дюйм приблизил его к истине. Составные фигуры имели реальный жизненный размер. Это он был невообразимым гигантом, сложенным из дюжины миллионов людей – может быть, двадцати миллионов и даже больше…

Рабочие и праздножители, инвесторы и ремесленники – всех их сжигала похоть. Их общий голод пересиливал его, оставлял дрожавшим, задыхавшимся и потевшим слезами из человеческой крови.

Он был ослеплен этим зрелищем. Мир, созданный из сверкающей стали и стекла, токсичной грязи и визгливых электронных голосов, был обманом. Игрой ума. Ловушкой для лохов. Узаконенное отчуждение, ставшее метаструктурой современной Земли, обмануло его, заставив посчитать себя самого личностью – хитрость, направленная не только на него, но и вообще на любого человека из тех миллионов, составлявших целое, которым он и был.

Каждый из этих миллионов, живших в его теле, носил незатейливую белую накидку, закрывавшую лицо: магриттовы «Любовники», целующиеся через капюшоны без прорезей для глаз. Они даже не догадывались, что были частями одной большой фигуры. Их вуали не позволяли им увидеть тот конгломерат, который они создавали. Капюшоны стягивали шеи скользящей петлей.

Тан’элКот почувствовал такую же петлю на собственной шее. Он вдруг понял, что его голова накрыта такой же накидкой.

И тогда, подняв многосложные руки, он разорвал вуаль на уровне глаз.

Оказалось, он тоже был крохотной частью огромного целого – несмотря на то, что обычный человек образовывал лишь край заусенца на его большом пальце. Тан’элКот представлял собой выступ титанической бесформенной горы слепого человечества, хотя сам походил на гигантскую гору…

Эта аморфная пульсирующая масса была размером с планету.

С Землю.

И в своей мутной роящейся псевдожизни она воплощалась в свой лик – лицо с пустыми глазами, похожими на озера из людей. Его ноздри создавались нациями. Рот был подобен океану – широкий и разинутый, как у полоумного.

Лицо, напоминавшее Коллберга.

Капюшоны на головах бесчисленных миллиардов людей, составлявших эту рыхлую амебообразную массу Коллберга, закрывали лишь глаза. Десятки миллиардов ртов были по-прежнему открытыми, и каждый из них выл, требуя еды и питья. В них полыхал всеобщий глад, стремление пожрать Поднебесье: не ностальгия, а настоящий голод. Яркий и красивый мир, из которого он создал свой лик, стал пищей для этих огромных голодных масс.