Я обнаружил, что верю безоговорочно.

– И чем ты намерен заняться?

Голос его потеплел. Я как наяву увидел знакомую ухмылку.

– Буду гнать волну.

12

Часы складывались в дни, а те – в недели. Я с головой ушел в работу – в основном выяснял, кому из дворян могу доверить административные посты в Империи. Еще я помогал графине Эвери и маркизе Вере обустраивать хозяйство; Франсис Росси, злосчастный актер, которого мы с Кайрой некогда похитили, стал помощником госпожи Веры – Кейн ему доверяет, и молодой маркизе нужен кто-то, кто может не только защищать и охранять ее лично, но и переводить с английского на западное наречие и обратно. Госпожа Эвери уже собрала внушительную команду из бывших актеров. Кейна я в те дни видел редко и старался не сталкиваться с ним вовсе.

Не мог смотреть ему в глаза.

Я совершил одну ужасающую ошибку, и она преследовала меня, отравляя каждый миг, покуда единственным избавлением от кошмара не стали для меня нескончаемые труды.

Я заглянул в бездну.

Вот как это вышло.

– Хэри, я хочу знать, – заявил я как-то. – Я хочу понять, как ты узнал, что твой план сработает. Когда ты убил Ма’элКота – откуда ты знал? Как догадался, что слепой бог пожрал его не до конца? Откуда знал, что, слившись с тобою в реке, он обратится против своего прежнего повелителя? Почему был уверен, что не отдаешь в руки врага победу, которой он так жаждал?

Наконец я добрался до главного вопроса и едва осмелился его задать.

– Как ты знал, что спасаешь мир, а не губишь?

– Ма’элКот задал мне тот же самый вопрос.

– И?

Он пожал плечами.

– Я и не знал.

Онемев, я уставился на него.

– Я думал, что мне хана, Крис, – объяснил он. – Коллберг и социальная полиция никогда не позволили бы мне уйти живым. Я мог только попытаться спасти Веру.

У меня отвалилась челюсть. Под ложечкой свернулась холодная змея.

– Ты… все, что ты…

– Я даже не знал, что, убив Ма’элКота заклятым мечом, я свяжу его с рекой. Понятия не имел. Откуда? Я знал только, что он удерживает Веру в плену. Она связана с рекой, а он связан с ней. Поэтому я его убил. Он мертв – она свободна. Потом социки отстрелят мне задницу, и я тоже сдохну. Слепой бог получает свой меч, и девочка ему больше не нужна. Райте оставил бы ее с эльфами. Они приглядели бы за ней, вылечили бы, насколько могут. Она жила бы с ними. – Он пожал плечами. – Ничего лучше мне в голову не пришло.

– Так… – выдавил я, еще не до конца придя в себя, – так твой план… ты не… все это?..

– Это и был мой план. Единственный.

– С самого начала… – пробормотал я.

– Ага. С того момента, как я понял, что происходит.

– Все это… заключенные, фейсы, монахи. Разорение города. Райте. Я. Ты использовал всех.

– Да.

– Ты сотворил все это ради того, чтобы спасти одну девочку.

Он кивнул.

– И оттяпать кусок от Ма’элКота. Оставить по себе память.

Под моим полным ужаса взглядом он развел руками, будто хотел обнять.

– А, ну что тут говорить? Меня не переделаешь.

– Ага, – согласился я ошеломленно. – Точно.

– Никогда не знаешь, как все обернется. Правда. Вселенная страховки не дает. – Он ухмыльнулся. – Так что – выше нос!

– Нет, я… нет, то есть… – Я тряхнул головой, пытаясь вернуть на место перевернутый мир. – Ты очнулся в темноте, на краю обрыва. И прыгнул.

– Каждый день так, Крис. Каждый божий день.

Кажется, он был счастлив .

А я не могу радоваться этому. Думать об этом не могу. Внутри у меня пусто: хрупкая, высушенная, ломкая скорлупа.

Как все бессмысленно …

Каждый вынесенный мною приговор относился ко мне. Как т’Пассе, я представляю Народ, одаренный полными правами имперских подданных, хотим мы того или нет. Как Кайрендал, я обречен жить без тех, кого не смог спасти. Как Вера, я вынужден искать утешения в титуле и власти, которыми был одарен – проклят – против желания и без моей воли. Как Райте, я получил терновый дар цели.

Мир требует от меня лишь оставаться самим собою, как от Кейна.

Что я натворил, чтобы заслужить такую кару?

Хэри любит цитировать Ницше: «Когда смотришь в бездну, помни, что бездна вглядывается в тебя».

Мой единственный ответ – мантра конрадовского Курца.

Я вполне осознаю, что это слабина характера, что другие, более сильные, смотрят в бездну, не испытывая тошноты. Я знаю также, что преисподняя уже разверзлась передо мною. История обоих миров полна чудовищ, называвшихся королями, и монстров, титулованных императорами.

И каждый из них стал чудовищем только потому, что во вселенной, лишенной смысла, не было причины поступить иначе.

Вот еще один дар, который я получил, но заслужить не смогу, даже отдав себя без остатка: когда ужас превозмогает меня, всегда есть, к кому обратиться, кто непременно спасет мне жизнь.

13

Кейн отпил еще глоток тиннаранского столетней выдержки и скорчил рожу.

– Знаешь, что самое паршивое? – проговорил он. – На всей долбаной планете никто не умеет делать виски.

Мы сидели вдвоем в дворцовой библиотеке за бочонком лучшего бренди из дворцовых подвалов. Было далеко за полночь. Я сидел за этим самым столом, поближе к теплу трепещущего огонька лампы. Кейн устроился в пышном кресле, обтянутом поблескивающим тисненым бархатом цвета спелых вишен.

– Есть проблемы и посерьезней, – заметил я.

– У тебя – может быть. А как я встречу старость без любимого шотландского?

– Хэри…

Он помахал рюмкой.

– Плесни мне еще этой дряни, а? Трудно быть серьезным, пока я трезв; когда я полупьян, это вовсе невозможно.

Я нацедил ему еще глоток бренди, и он поболтал рюмкой, ожидая, пока напиток нагреется в теплых ладонях. Потом я плеснул себе, выпил и налил снова, прежде чем ответить:

– Помнишь, когда мы в последний раз вот так сидели и пили вдвоем?

Он поднял рюмку, глядя на свет сквозь жидкий, жаркий янтарь бренди.

– В тот раз это была рецина. Помнишь?

– До мелочей.

– Двадцать пять – нет, двадцать семь не то восемь лет прошло. Да, я тоже вспоминал. Ты в ту ночь тоже хандрил по-черному.

– Тоже?