Снаружи полярная станция выглядела невзрачно — заурядная россыпь темных вагончиков, наполовину погребенных под снегом. В центре этой россыпи находилось главное здание, чуть выше остальных, с круглой крышей, похожей на купол.
На крыше ближайшего вагончика была закреплена большая тарелка-антенна. Станция была слабо освещена желтоватым светом, исходившим из-под круглой крыши главного здания.
Спрыгнув на снег, Волчок привязал сани к стойке метеорологической будки и надел на собак глухие намордники, приготовленные заранее, чтобы ездовые хаски не заскучали по человеку и не подняли шум.
Мечи-фламберги он оставил на санях, рассчитывая найти на станции оружие посерьезней. Затем пробрался к двери станции и осторожно потянул ее на себя. Как и рассчитывал Егор, дверь оказалась незапертой. От кого запираться в этой снежной пустыне?
Егор чувствовал себя совершенно измотанным. Мышцы ног ныли от усталости, пальцы рук были обморожены и плохо его слушались.
Однако едва Волчок переступил порог станции, как силы вернулись к нему. Боль ушла из тела, движения стали ловкими, поступь — бесшумной. Егор почувствовал себя хищным, голодным зверем, проникшим в амбар с домашним скотом и втягивающим ноздрями воздух, чтобы узнать, где находятся сторожевые овчарки.
Полумрак широкого коридора был тускло подсвечен лампами дежурного освещения. Егор продвигался медленно, то и дело поднимая голову и втягивая ноздрями теплый воздух станции. Звериное чутье Егора помогало ему вычленять из воздуха сотни разных запахов. Один из них был очень знаком Егору, это был запах «Каберне» и вишневого табака, и Егор шел по коридору, следуя этому запаху.
Пару раз Егор сворачивал, один раз едва не попался на глаза двум охранникам, которые внезапно вывернули из-за угла, и был вынужден спрятаться в нишу с распределительным электрическим щитком. Дождавшись, пока охранники пройдут мимо, Егор бесшумной тенью выскользнул из ниши и продолжил путь. Наконец он остановился возле одной из дверей и осторожно приоткрыл ее.
Профессор Терехов сидел за столом с дымящейся трубкой во рту и что-то записывал в тетрадь. На столе перед ним стояла початая бутылка крымского «Каберне» и хрустальный фужер. Услышав скрип двери, Терехов, не оборачиваясь, резко выпрямился, помедлил немного, а потом вынул изо рта трубку и спросил сварливым голосом:
— Почему так долго?
Егор не удержался от улыбки:
— Если я скажу, что на улице пробки, вы поверите?
— В Москве пробки давно перестали быть оправданием. — Профессор встал с кресла и повернулся к Егору. — Рад тебя видеть, малыш!
Волчок закрыл дверь на защелку, подошел к профессору, и они обнялись. Усадив гостя на диван, Терехов посмотрел на пятна крови, присохшие к куртке Егора.
— Тебе опять пришлось убивать? — тихо спросил он.
Волчок прищурил желтоватые глаза.
— В последнее время мне часто приходится это делать, проф, — сказал он.
— Бедный мальчик.
— Не стоит меня жалеть, проф. Мне нетрудно убить того, кто заслуживает смерти.
— Бедный мальчик, — повторил Терехов. — Прости за то, что я втянул тебя во все это.
Профессор опустился в кресло, посмотрел на Егора грустным взглядом.
— Мне правда жаль, что я испоганил твою жизнь, Волчок. Но больше всего мне жаль, что из-за меня ты потерял любимую девушку. Думаю, ты был страшно расстроен.
— Любимую девушку? — На лице Егора отобразилось удивление. — О чем вы, проф?
— То есть… как? — растерянно проговорил Терехов. — Я говорю про Юлю Литвинову. Ты ведь, кажется, любил ее?
Егор чуть качнул головой, как бы отметая нелепые домыслы профессора.
— Я не понимаю, о ком вы гово… — Вдруг он осекся и замер с перекошенным от ужаса лицом.
Пауза тянулась долго, невыносимо долго. Профессор не решался прервать ее, понимая, что произошло что-то чрезвычайное.
— Юля… — вымолвил, наконец, Волчок. — Я забыл… Господи, я все забыл!
— Ты забыл, что ее убили? — не поверил своим ушам Терехов.
Волчок поднял руки к лицу и с силой потер пальцами виски.
— Как? — хрипло спросил он. — Как это произошло?
— Ты дрался с бандитами. Один из них взял Юлю в заложницы. Он приставил к ее горлу нож и заставил тебя опустить пистолет. А потом…
Профессор растерянно замолчал, не зная, как продолжить. Егор тоже молчал, и по его окаменевшему лицу трудно было понять, о чем он думает, и думает ли он о чем-нибудь вообще.
Наконец Волчок разомкнул побелевшие губы и тихо проговорил:
— Я помню. Теперь — помню.
Терехов осторожно положил на стол потухшую трубку и взглянул на Волчка.
— Егор, я…
— Оставим это. — Голос Волчка прозвучал глухо и холодно. — У нас с вами есть дело. Где тот, кого я ищу?
— Если ты про Ребуса, то он…
— Я не про Ребуса.
Профессор сдвинул брови и кивнул:
— Я понял. Георгий Ларин сейчас в лаборатории. Проходит последнее тестирование.
— Значит, его зовут Георгий Ларин?
— Да. Он неплохой парень. — Уловив в глазах Егора жесткое, непримиримое выражение, Терехов осторожно уточнил: — Ты ведь не убьешь его?
Пожелтевшие глаза Волчка сузились.
— Однажды я уже пытался это сделать, проф, — сказал он. — Повторять печальный опыт у меня нет никакого желания. Мы должны вытряхнуть из парня «паразита» и отправить Гитлера туда, где ему надлежит быть.
Профессор снова оживился.
— Это совсем другое дело! У меня все готово, Егор. Нужно только уложить Ларина в ванну, подключить к его голове электроды, выставить настройки и нажать на кнопку.
— Где находится лаборатория?
— Здесь, неподалеку. Прямо по коридору, потом поворот налево и до конца. Между дверью и самой лабораторией есть большая комната — что-то вроде тамбура.
— Лаборатория охраняется?
— Да. Охранники обычно сидят в тамбуре. Я проведу тебя туда.
Терехов поднялся было с кресла, но Егор сделал знак остановиться и покачал головой:
— Нет. Я пойду туда один.
— Но…
— От вас слишком многое зависит, проф. Если вы погибнете — нашему миру конец. — Егор взглянул на черный бакелитовый телефон, стоявший на столе, и уточнил: — Это телефон для внутренней связи?
— Да, — кивнул профессор.
— Какой у вас номер?
— Три-девять-семь.
— Оставайтесь в комнате и заприте дверь. Я позвоню вам из лаборатории, когда все будет улажено.