Водою упьется тот, кто пил вино,
— запел Ан Анку.
— Канет в пучине город царя Гранлона,
Ис, многобашенный город, уйдет на дно!
— подхватила Нелли. Уж что что-что, а бретонские песни она неплохо знала.
Солнце стояло в зените. Дальние очертания леса сулили тень. Ан Анку все пел старые баллады, улыбаясь синими глазами то Нелли, то Кате, но все избегал, избегал глядеть на Парашу.
По дивно зеленой Нормандской лощине бежал человек, спасаясь от собак. Был он молод, высок ростом и белокур, но одет престранно — античным римлянином, если бы римлянину понадобилось беречься от стужи и холода. Некроенное его одеяние хлопало на бегу, еще немного, и собаки догонят, вцепятся зубами в складки, собьют наземь, загрызут… Собаки отставали, покуда отставали, эти красноглазые огромные собаки с синей как василек шерстью…
Человек поравнялся с Нелли — он нисколь не запыхался, хотя бежал изо всех сил.
«Помоги мне, — произнес он спокойным, красивым голосом. — Спрячь меня в своем дому!»
Собаки приближались, огромные собаки размером со свиней, с их клыков падала красная пена.
«Но разве дом мой надежен от них? — Встревожилась Нелли. — Они никогда в нем до тебя не доберутся?»
«Доберутся, пожалуй. — Беглец глядел на нее светлыми глазами. — Только не сейчас, лет через сто, да еще с четвертаком. Быть может это только отсрочка… Но все-таки спрячь меня!»
«Бежим! — первая собака уж летела на них, подобная уж скорей кабану, с тяжелой скоростью кабана и огромными его клыками. Синяя шерсть стояла дыбом. — Бежим!!»
Не враз Елена поняла, что лежит под теплою шкурой на ложе из водорослей в просторной тайнице. От предыдущей она отличалась тем лишь, что кое-где можно было встать в полный рост.
Параша с Катей уж хлопотали о завтраке, припасы для коего оказались опять поставлены неведомыми благодетелями. От маленького горшочка точился цветочный аромат меда, но глаз больше радовала тяжелая объемистая миса.
— Ишь ты, вроде как блины! — Параша принюхалась с довольною миной. — Ржаные, что ль?
Испеченные без масла большие блины оказались суховаты, а вкус их отдавал не рожью, а, как ни чудно, гречей.
— Галеты у нас едят чаще хлеба, — Ан Анку соорудил из своего блина сверточек с медом. — Хлеб в нашей Бретани праздничная еда, а живы мы больше гречихой, яблоками да морскими гадами.
В убежище нашлась и бутылка, но не с вином, а с бодрящим и чуть хмельным напитком, похожим на квас. Елена догадалась, что это сидр.
Они по-прежнему избегали селений, но видные кое-где строения хуторов и высокие церковные башни изобличали, что строят в этом краю уже не из белого известняка, как в Нормандии, но из бурого гранита. Неподатливый к человеческим усилиям, камень вынуждал строителей делать дома поменьше и пониже, а храмы проще и строже. Казалось, вовсе недавно путники вышли из непролазной чащи, но теперь перед ними лежали справа и слева от узкой дороги крестьянские поля, каждое — огороженное вековым земляным валом, укрепленным корнями яблонь, клонящих долу отяжеленные вызревающими плодами ветви. Дрок и вереск, в коих яблони стояли по пояс, делали каждое поле как бы окруженным неприступным забором. Нелли не могла не подумать, что удобно здесь воевать.
— Синие заставляют фермеров прорубать для себя прямые просеки через поля и леса, — уронил Ан Анку. — А иначе Адские Колонны Сантера жгут фермы вместе с жителями. Но все одно, мало кто покоряется. Проходишь об один день, стоит хуторок, пройдешь через неделю — пепелище.
Через две клетки огромной шахматной доски, по которой вела дорога, сейчас как раз взбежавшая на пригорок, на поле копошились три человека. Верно крестьяне работают, подумалось было Нелли, то тут один человек поднял голову.
— Да здесь-то арапы откуда?! — охнула Параша.
Теперь было уже видно, что лица всех троих мужчин, заметивших наших путников в свою очередь, черны. Крестьянами нежданные арапы не были, во всяком случае — сейчас: все они были с ружьями. Где-то в ветвях крикнула сова, хотя совы вроде бы и не кричат днем.
— Надо мне с ними перемолвиться, — Ан Анку, который уж давно срезал длиннющий шест, даже не подумал приближаться к чернолицым. Вместо того он коротко разбежался и упруго взмыл на гибкой палке, перемахнув через заросшую дроком гряду. Вот уж он стоял посередь крошечного поля. Еще прыжок — и он уж за другой оградою.
— Эх, ловко, — позавидовала Катя.
Ан Анку стоял уже со странными людьми, что-то обсуждая по-бретонски. Даже если б ветер не относил слова прочь, Нелли едва ль бы поняла.
— Вот уж о чем Филипп не предупреждал, так что у бретонцев бывают лица как чернослив, — пошутила она, пряча растерянность.
— Так то люди из отряда Пернэ, — пояснил Ан Анку, чей толк с чернолицыми оказался весьма недолог.
— И что, это отряд берберов? Отчего у них черные лица, или это маски?
— Какое маски, охота была мастерить безделицы, — усмехнулся Ан Анку. — Такой уж у них теперь свычай: мазать лица сажею. А еще их сразу отличишь по тому, как они подсыпают в двойной заряд пороху еще и речной песок. Ружья громыхают, словно в аду!
— Но зачем?
— Да чтоб парижан пугать. И не худо выходит, должен сказать.
— А вы тут, похоже, не только за революционные непотребства не любите парижан, Ан Анку? — заметила Елена.
— Да за что их любить, — махнул рукой молодой бретонец. — Телячьи головы! Почитают себя умней всех, а сами готовы бежать стадом за всяким, кто их только больше хвалит!
— Ну, Ан Анку, думаю, никто лучше тебя еще не сказал в двух словах причины революции! — Нелли засмеялась. Невзирая на трудность дороги, ноги были легки, а грудь дышала вольно.
— Разве я зряшно говорю? — бретонец остался сериозен. — Голодно им, вишь, без хлеба, а за плугом пускай между тем ходит мужичье! Бездельничают да горлопанят, а женщины их, сказывают, сами даже не ткут и не пекут хлебов, все им подавай готовое! В лес попадут, заплутают хуже малых ребятишек. Пустой народ, право, пустой.
Столь жалкие виды Натуры доводилось Нелли видеть только разве в старом папенькином альбомце, где зарисовывал он с гарнизонной скуки окрестности Оренбурга. Деревья прижимались к земле, словно боясь чего-то, а невысокая трава еле пробивалась сквозь каменистую почву.
— Верно ветры тут все время гуляют, — уронила Параша, недовольно поправляя косу. Ее волоса, только утром переплетенные, разлохматились, поскольку голова была непокрыта. Нелли же только плотней натягивала чепец.
— Иначе б они не натыкали столько мельниц, — усмехнулась Катя.
Однако мельница, маячившая впереди, вопреки сильному восточному ветру даже не думала махать крыльями. Молоть, верно, было нечего, и хозяин заклинил нехитный механизм.