Неблизкую и небезопасную дорогу от Рима до Ершалаима Тит Валерий Туллий проделал всего за несколько дней. Погода способствовала морскому путешествию, хотя посланника императора трудности пути пугали в последнюю очередь. Его одолевали глубокие и не слишком приятные размышления. С одной стороны, это была большая честь — выполнить личное поручение императора. С другой — ему совершенно не хотелось разбираться то ли с распятыми, то ли со спасенными иудейскими пророками и мессиями. Кроме всего прочего, он и всадник Гай Понтий по прозвищу Пилат были старыми товарищами по оружию, о чем император, видимо, не был осведомлен, и это значительно усложняло задачу Туллия. Если Пилат виновен, Туллий будет вынужден предать его суду императора, а если нет — то ему предстояло не только найти какого-нибудь иного виновного, но и убедить в этом кесаря. По дороге в Ершалаим он на одну ночь остановился в Кейсарии. Прежде всего Титу Валерию не терпелось услышать версию самого Пилата. Однако реакция префекта на прямой вопрос посланника императора крайне его разочаровала.
— Иешуа? — задумчиво переспросил Пилат. — Из Назарета? Иудейский пророк? Мессия? Называл себя Сыном Божьим? Что-то я смутно припоминаю… Когда, ты говоришь, это случилось? Три года тому назад?
Тит Валерий Туллий тогда подумал про себя: «Ему бы в театре играть… Впрочем, отсутствие ответа — тоже ответ». И все же он решил не спешить с выводами и, пообещав префекту вновь посетить его на обратном пути, отправился в Ершалаим.
В отличие от Кейсарии Приморской, в столице Иудеи не было недостатка в осведомителях, хотя некоторым из них приходилось платить, кого-то — увещевать, а некоторых — запугивать. В результате Туллию не составило большого труда восстановить ход событий, связанных с появлением Христа, как величали Иешуа из Назарета его сторонники. Коэны же, то есть священнослужители ершалаимского Храма, отзывались о нем с презрением и злобой. Они утверждали, что тот был всего лишь обученным в Египте магом и обманщиком, безосновательно величал себя царем иудейским, Сыном Божьим, вступал в ссоры с книжниками и фарисеями, призывал нарушить закон Моисея, за что и был арестован, а затем вполне справедливо осужден Малым синедрионом и казнен по римскому закону, то есть распят.
Первосвященник Каифа однозначно заявил Туллию о том, что синедрион провел заседание, рассмотрел дело в строгом соответствии с законом и принял единогласное решение о виновности Иешуа из Назарета. Но потом начались сюрпризы.
Во-первых, некоторые члены синедриона, к которым Тит Валерий обратился за дополнительными разъяснениями, заявили, что знать не знают, о чем спрашивает их римлянин. Никакого Иешуа из Назарета они никогда не видели и к смерти не приговаривали. В то же время один из старейшин, напротив, признал факт осуществления суда над бродячим философом, но заявил, что суд был неправедный. Другой подтвердил, что Иешуа был распят и даже признался, что лично снимал тело Иешуа с креста, а также участвовал в его погребении. Однако он не захотел указать место могилы и, более того, настаивал на бессмысленности поиска этого места, поскольку, по его словам, означенный распятый воскрес на третий день и покинул эту землю, вознесшись на небеса. Это было уже слишком. Тит Валерий был готов поверить во все, что угодно. Но, будучи солдатом со стажем, он отлично знал, что означает смерть, и ни при каких обстоятельствах не верил, что умерший может воскреснуть. Однако не только упомянутый член синедриона, но и многие другие сторонники распятого пророка, именующие себя христианами, утверждали то же самое, а некоторые говорили, что сами видели его, воскресшего после смерти, и разговаривали с ним.
Благодаря собранной информации Туллий понял, что все другие чудеса, которые приписывались Иешуа из Назарета, а именно изгнание бесов, исцеление больных, превращение воды в вино, были сущими пустяками по сравнению с главным событием — распятием на кресте и последующим воскрешением. Собственно, именно факт распятия и был предметом интереса императора, ведь в полученном им доносе утверждалось, что бродяга вовсе не был распят, но спасен Пилатом, а тут выходило — был распят, но воскрес. Посланник императора решил в деталях восстановить ход событий, непосредственно предшествующих казни. И вот что у него получилось. Синедрион (или лично первосвященник Каифа?) принимает решение о виновности Иешуа из Назарета и посылает отряд храмовой стражи арестовать бунтовщика и самозванца, который якобы призывал разрушить Храм, именовал себя Сыном Божьим и царем иудейским. Но как найти его в Ершалаиме, куда на праздник стеклись тысячи и тысячи народу, заполонив все постоялые дворы и лачуги? Начальник храмовой стражи по имени Барух так и не смог — или не захотел — объяснить, почему той ночью они отправились именно в Гефсиманский сад, что у подножия Масличной горы в Кедронской долине, и — о чудо! — именно там оказался Иешуа со своими сторонниками. Как признал сам Барух, Иешуа вовсе не сопротивлялся аресту и со смирением готов был отдаться в руки солдат. Но тут один из бывших с ним людей выхватил меч, причем не короткий, который легко спрятать под одежду, — гладиус, а большой кавалерийский меч — спату, и, неожиданно напав на них, даже рассек одному из солдат по имени Малх ухо. Возникла короткая стычка, в которой Иешуа едва не пострадал, но Баруху удалось сдержать солдат.
— Но ведь тот человек, у которого был меч, наверняка был арестован или даже убит, поскольку он оказал сопротивление представителям власти, не так ли? — поинтересовался в этом месте его рассказа Туллий.
— Так должно было случиться, но нападавший в суматохе убежал, как разбежались и все остальные люди, которые были с Иешуа, — ответил, отведя взгляд в сторону, Барух. Удивлению Тита Валерия не было предела. На отряд вооруженных до зубов солдат нападает один-единственный фанатик, едва не отсекает солдату ухо, а те не в состоянии его схватить? Но ведь само ношение оружия иудеями является преступлением, а нападение на солдат вообще карается смертью! И вдруг Тита Валерия пронзила догадка.
— Не думаешь ли ты, — спросил он Баруха, — что напавший на вас имел своей целью вовсе не защитить Иешуа, но как раз наоборот, вызвать стычку, в которой тот легко мог быть заколот?
— Думать, — честно ответил начальник храмовой стражи, — это не моя работа. Я — солдат и выполняю приказы. Все, что я знаю, — это то, что осужденный синедрионом Иешуа из Назарета был арестован и доставлен Каифе целым и невредимым. Все остальное для меня не важно. А ухо у того солдата вскоре зажило, как и не было ничего.
* * *
Титу Валерию оставалось выяснить, что же происходило в претории — резиденции префекта, куда арестованного возмутителя спокойствия доставили на суд римской власти. И вот тут оказалось, что узнать правду абсолютно невозможно, поскольку никто из посторонних на допросе не присутствовал. Там были только Пилат, его секретарь Марк и стража. Установить имена стражников и их местонахождение по прошествии трех лет не представлялось возможным, а Марк, как и Пилат, находился ныне в Кейсарии. Расследование зашло в тупик. Туллий уже отчаялся узнать что-либо и собрался возвращаться в Кейсарию, а затем на Капри, как вдруг на помощь пришел все тот же Барух, начальник храмовой стражи.