Book.

Трубецкой находился в комнате, возможно кабинете, заставленном дорогой эксклюзивной мебелью. Кабинет, видимо, принадлежал какой-то очень важной и состоятельной персоне, поскольку письменный стол, кресла, настольная лампа, шторы, картины — абсолютно вся обстановка поражала изысканностью и была просто наивысшего качества. В то же время какая-либо персонификация утвари отсутствовала — ни одной фотографии, портрета, визитки, монограммы не было видно. Мягкий свет струился из каких-то невидимых светильников, а пушистый ковер полностью поглощал звуки шагов. В этом Трубецкой убедился довольно быстро, поскольку дверь без единого звука отворилась, и в кабинет совершенно бесшумно вошел невысокого роста, кругленький и лысоватый человек в безукоризненном костюме, начищенных до блеска штиблетах, но без галстука. На левой руке, как успел заметить Сергей Михайлович, у него был массивный золотой «брегет», а на мизинце правой руки — золотое кольцо с огромным бриллиантом. «Небедный, однако, товарищ», — мелькнула мысль. И тут этот самый товарищ заговорил по-русски слащавым голосом с едва заметным иностранным акцентом. Сомнений быть не могло: именно этот голос Трубецкой слышал по телефону в тот вечер, когда получил письмо от Анны, а затем в лондонской гостинице.

— Здравствуйте, Сергей Михайлович, добро пожаловать, — сказал вошедший. — Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? После перелета и все такое? Хотите что-нибудь выпить? Кофе? Виски?

— Я до глубины души тронут вашей заботой, — ответил Трубецкой, — особенно насчет выпить. Однако для начала потрудитесь объяснить, где я нахожусь и кто вы такой. По какому праву меня похитили и привезли сюда? Что все это значит?

— О, я вас уверяю, что вы находитесь в одном совершенно великолепном, просто божественном месте, куда вы сами никогда бы не добрались, — сказал человек, присаживаясь на угол письменного стола. — Тысячи людей во всем мире мечтали бы сюда попасть, но, увы, для посторонних это никак невозможно. Если не верите, подойдите к окну и убедитесь сами, пока солнце не село. В этих местах это случается довольно рано.

Сергей Михайлович не преминул воспользоваться предложением. Он встал, подошел к окну и раздвинул плотные шторы. За окном было еще светло, и, сколько мог охватить взгляд, вокруг простирались покрытые снегом скалистые горы. Вид и вправду был величественный. Дом или, скорее всего, замок стоял, видимо, прямо над обрывом, так как далеко внизу тоже были видны лишь скалы да покрытые снегом сосны.

— Впечатляет, — сказал Трубецкой, — но на Богемскую рощу не похоже. Бьюсь об заклад, что это — Кордильеры.

— А вы не без юмора, — ответил лысоватый товарищ. — Но, увы, Кордильеры — это из сказки «Дети капитана Гранта». На самом деле все проще: вы — в Альпах.

«Слава Богу, — подумал Трубецкой, — все-таки Европа, почти дома. Ну, ничего, Суворов Альпы проходил, Ганнибал со слонами тоже проходил, может, и у нас получится».

— Не уверен, что вам удастся отсюда сбежать, — будто читая его мысли, заявил хозяин кабинета, — даже и не думайте. Пока, во всяком случае, еще никто не пробовал. Во-первых, тут так красиво, что жалко покидать эти места; во-вторых, там, за окном, очень-очень холодно и неуютно.

— Я вижу, вы тоже не без юмора. Наслаждение красотами окружающего мира — это роскошь, которую могут позволить себе лишь свободные люди. А в моем положении человека, которого удерживают силой, говорить о красоте этого места — все равно что узнику Бастилии вдохновенно обсуждать с охранниками достоинства и недостатки архитектурных деталей здания его тюрьмы.

— Как угодно, как угодно… — Хозяин кабинета был, очевидно, настроен миролюбиво. — Хочу только сказать, Сергей Михайлович, что вам тут ничего не угрожает. Мы лишь намерены кое-что обсудить с вами и, я надеюсь, прийти к обоюдному согласию. Как только обо всем договоримся — вы свободны.

— И что именно вы желаете обсудить, позвольте поинтересоваться? Вы случайно меня ни с кем не путаете? — Сергей Михайлович решил не подавать виду, что он узнал его голос. — Я ведь всего лишь ученый, обыкновенный книжный червь. Не могу себе представить, что то, чем я занимаюсь, может для кого-то представлять угрозу или какой-либо особый интерес.

— Будьте покойны, мы за вами внимательно наблюдаем уже достаточно длительное время и ни с кем вас не путаем. Не скромничайте, вы — вовсе не обыкновенный ученый, а специалист высочайшего класса, деятельность которого может как создавать проблемы, так и способствовать их разрешению. Тем более что, как оказалось, создание проблем — это теперь ваш семейный бизнес.

— Что вы имеете в виду? — Трубецкой вел диалог спокойно, стараясь держать себя в руках.

— Вашу супругу Анну и то, что ей удалось раскопать в монастыре Святого Георгия. Вы ведь в курсе ее открытий, не так ли? Иначе зачем было ездить в Лондон и Ватикан?

— А вы хорошо осведомлены. — При упоминании об Анне Сергей Михайлович начал ощущать нарастающее беспокойство. — Могу ли и я узнать наконец, с кем имею дело? И где Анна?

— Меня зовут… м-м-м… ну скажем, герр Миссершмидт. Пойдет?

— Мне все равно, хоть мистер Люфтваффе. И кого же вы представляете, герр Миссершмидт?

— Я говорю с вами от имени группы людей… э-э-э… ну скажем, управляющих этим миром, — скромно, но очень серьезно ответил хозяин кабинета. Этой фразой он, очевидно, рассчитывал произвести впечатление. Но Трубецкой и бровью не повел.

— Это что же, вы не о «мировом правительстве» ли изволили упомянуть? — Сергея Михайловича почему-то потянуло на скептицизм. — Бильдербергский клуб? Трехсторонняя комиссия? Всемирный сионистский заговор? «Комитет 300»? И что, все эти триста «спартанцев» обитают в этом замке?

— Вы, по-видимому, совершенно не осознаете всю серьезность своего положения и силу людей, интересы которых вы с госпожой Шуваловой задели, — сказав эту фразу, герр Миссершмидт сделал озабоченное лицо. — И ваши шутки просто неуместны!

— А вы осознаете, что грубо нарушили кучу законов полдюжины стран, похитив и решив удерживать меня в этом замке? Вы не ответили на мой вопрос: где Анна? Вы считаете уместным захватывать заложников? Это что, бандитский притон? Я хочу ее видеть, причем прямо сейчас! — Трубецкой решил перейти в нападение. — И я требую немедленно предоставить нам свободу!

— Анну вы скоро увидите. Возможно. Учтите, что это, как и все остальное в нашем мире, зависит от воли людей, которых я представляю. Так что вам лучше оставить ваш агрессивный тон. Здесь вас никто не боится.

— Знаете, я много слышал и читал и о Бильдербергском клубе, и о прочих «комиссиях» и «комитетах» и на меня все эти «игры патриотов» при участии особ королевской крови, денежных мешков, прошлых, нынешних и будущих членов разнообразных правительств никакого впечатления не произвели. Во всяком случае то, что писали об этом клубе в прессе, напоминает скорее аристократические посиделки кучки бездельников, уставших от самих себя и жаждущих развлечений, а не реальное «мировое правительство».