– Впереди мост, – предупредила Катерина, – и можно нарваться на патруль. Поэтому идем быстро, если заметят – беги вправо, там трехэтажный дом, за ним сквер и еще дом, там был пожар, и все сгорело, только стены остались. Ждешь меня там. Пошли.
Теперь сумку она повесила на согнутую в локте левую руку, правой придерживала за ручки, расстегнула заранее, чтобы, если застукают, времени не терять. Но обошлось, по настилу деревянного моста над каналом проскочили без приключений, добежали до того самого трехэтажного дома и остановились перевести дух. Ветер здесь зверствовал, гремел железом, воняло гарью от близкого пожарища. Катерина глянула вверх, Стас поднял голову, посмотрел на небо. Такое же темное и глубокое, как два часа назад, ни намека на рассвет, только туч – серых, густых – стало больше, к снегопаду дело, не иначе. Темень продержится еще несколько часов, что им сейчас только на руку, ночь их скроет, но и подножку подставит в любой момент, выбоин под ногами не счесть, угодишь в одну на бегу – и готово дело. А впереди ждало испытание посерьезней, метрах в ста отсюда начинается Большой Устьинский мост, громадина в два пролета длиной, и по пути всякое может приключиться.
– Топай, – подтолкнула Стаса Катерина, вытащила из сумки пистолет с глушителем, спрятала оружие под пальто и качнула головой в сторону моста, поправила выбившиеся из-под беретки волосы. Стас постоял еще, вглядываясь в тьму перед собой, и вышел на открытое место.
Немедленно налетел ветер, обхватил со всех сторон, толкая вперед и оттаскивая обратно одновременно. Стас опустил голову и смотрел вбок, там поблескивали трамвайные рельсы. Ветер подвывал, внизу плескалась вода, и Стасу казалось, что река поднялась очень высоко, как в половодье, под самые арки пролетов, и волны вот-вот перехлестнут через ограждение и зальют мост. Ближе к середине пути ощущения стали вовсе уж нереальными, казалось, что мост развернуло по течению, и его стремительно сносит вниз, да только по сторонам ничего не видно, точно не город вокруг, а пустые пространства на сотни километров, и нет там ни единой живой души…
Его ударили между лопаток, рванули за рукав и потащили вбок, и Стас не успел ничего понять, когда оказался у ажурной решетки ограждения, Катерина стояла перед ним и зажимала ему свободной ладонью рот, сжимая в другой пистолет.
– Куда ты лезешь, не видишь, что ли, патруль идет, – зло прошептала она и оттолкнула Стаса к фонарному столбу. – Стой тут и молчи, чтобы ни произошло.
«Ладно», – он по-прежнему не слышал ничего, кроме воя ветра и шума воды, но остановился, где приказали, прижал рукой к макушке фуражку и поднял воротник шинели. Катерина стояла рядом, всматривалась в темноту, вытянулась в струнку и только что не принюхивалась. И тут он наконец услышал звуки шагов и тихие голоса – приближались, похоже, трое, шли они по проезжей части, Стас слышал, как лязгнул металл – то ли упало что на рельсы, то ли задели их чем-то. Он прижался плечом к столбу, осознавая, что укрытие никакое, но больше ничего поблизости нет, да и искать некогда. Присел на корточки, надеясь уместиться за широким основанием опоры освещения, обернулся – точно, трое, в темноте видны их силуэты, но нечеткие, размытые, полустертые темнотой, точно не люди идут, а духи бестелесные. Стас от души понадеялся, что со стороны он выглядит точно такой же бесплотной тенью, повернул голову и увидел Катерину.
Та успела бесшумно перебраться через решетку ограждения, стояла на узком выступе над рекой и целилась в патрульных, а те уже поравнялись с ней, шли на манер журавлиного клина – впереди командир, но цвета нашивок и знаков различия не разобрать, и непонятно, армейский товарищ это или доблестная милиция. В шаге позади двое подчиненных, тяжелые сапоги грохочут об уцелевшую здесь брусчатку и рельсы, шинели перехвачены ремнями, у командира на боку кобура, он идет, отвернувшись от ветра, и, как и Стас, придерживает фуражку. Бойцы с винтовками за спиной бредут следом, переговариваются на ходу, но слов не разобрать, их уносит ветром. Идут медленно, да против ветра особо и не разбежишься, матерятся вполголоса. Стас затаил дыхание, повернул голову, глянул на Катерину – та застыла, вцепившись свободной рукой в решетку, и повернулась в сторону патруля, не опуская и пистолет, и Стас видел, как оружие ходуном ходит в ее руках. Катерина легла животом на перила, перехватила пистолет снизу второй рукой и замерла, Стасу даже послышался короткий жестяной звук, как бывает, когда опускают предохранитель.
Обернулся еще раз – троица остановилась. Вернее, замешкались бойцы, они повернулись к ветру спиной, согнулись, закрываясь от ледяных порывов лица руками, мелькнул и моментально пропал огонек зажженной спички, ветер принес запах крепкого табака. «Нашли место». Их командир думал так же. Он обернулся, натянул фуражку на нос и рявкнул, перекрывая ветер:
– Не курить, кому сказано! Потерпеть два часа не можете, сукины дети! Фрицев приманиваете?
Бойцы воровато затянулись по два раза, побросали курево, и на чем свет стоит, матеря начальство, двинули дальше. Из услышанного Стас понял, что по городу они таскаются уже пять или шесть часов, что не ели со вчерашнего дня, что смены нет, и не предвидится, и что курить они будут, слетись сейчас на Москву хоть все армады «люфтваффе».
Что-то тяжело и глухо стукнуло за спиной, Стас обернулся. Катерина перебралась через решетку, привалилась к ней и тяжело дышала. Стас шагнул к женщине, но та подняла пистолет, проговорила хрипло:
– Стой где стоишь, не дергайся.
Он отступил, вернулся к столбу и осмотрелся – ничего, они снова одни на этом мосту, патруль давно исчез из виду.
– Двигай, – услышал он, повернулся и пошел вперед, к поднимавшейся из темноты темной, как утес многоэтажной громаде на другой стороне реки. Катерина быстро шла следом, и, как только миновали мост и перебежали абсолютно пустую Солянку, увела в переулки, на этот раз сплошь меж деревянных сараев. Здесь Катерине пришлось пойти первой, в переплетении улочек она ориентировалась отлично, шла уверенно, да еще и препятствия вроде глубоких, заполненных водой колдобин, умудрялась углядеть заранее и обойти. Впрочем, петляли здесь недолго, вышли в кривой до жути Хохловский переулок и взяли правее, к Покровскому бульвару.
Прошли мимо старинного двухэтажного дома с желтым фасадом, миновали сквер, повернули еще раз. Справа в темноте белели церковные стены, купола были почти неразличимы в черном небе, а вот с крестами они или без, Стас не видел. Быстро прошли вдоль ограды и закрытых на огромный замок ворот, справа потянулся кирпичный забор, слева чернел проулок. Шаг, еще один, и они дружно остановились, теперь и Стас отлично слышал звуки шагов. Снова приближались несколько человек, и довольно быстро, почти бегом. Даже не почти – Стас научился отлично видеть в темноте, и заметил, как из проулка выбежал человек. Выбежал, оглянулся торопливо и шарахнулся по тротуару туда-сюда, не зная, что делать дальше. Стаса и Катерину он не видел, да и мудрено было их разглядеть – забор тут делал изгиб, из-за него-то они и наблюдали за происходящим, оставаясь невидимыми. А тот, на тротуаре, решился, кинулся к церковной ограде, бежал со всех ног, прижимая к животу то ли мешок, то ли узел, но следом настигали двое, выскочили из проулка, разбежались по обеим сторонам улицы и мчались дальше, обходя того, с мешком, с двух сторон.