И как только закрыл глаза, увидел Юдина: тот улыбался снисходительно и высокомерно, не двигался, Стас долго смотрел на него, пока не сообразил, что созерцает не саму тварь из плоти и крови, а его фото на экране ноутбука. Взяться сему девайсу здесь и сейчас было неоткуда, поэтому Стас открыл глаза и понял, что все же заснул, отключился на пару минут. И чтобы сонной одури не поддаваться, представил себе, в цвете и объеме, как произойдет эта долгожданная их встреча. Получалось следующее: близко точно не подпустят, Юдин для абвера более ценен, так что его будут беречь, охрану приставят, и шанс придушить кровника равен нулю. От Кондратьева избавятся через пару минут после того, как он опознает своего врага, следовательно, надо сматываться и попытаться самому найти Юдина.
Стас перевернулся на спину, глянул вбок – у двери сидит неизменный Вася, и вроде как спит, откинувшись к стене, но это, граждане, обман зрения. Агент бдит и ловит каждый звук, что со стороны дивана доносится, и мигом примет меры, ежели почует неладное.
Мысли в голове кружились самые разные, Стас чувствовал, что не успевает, что его точно бессовестно вытолкнули на развилку и орут в ухо: иди, но куда именно – объяснить забыли, а выбор надо делать немедленно. Расклад пока получался такой – после встречи с Юдиным ему не жить, это не обсуждается, поэтому если сейчас он останется здесь, то умрет через пару-тройку дней. А если нет, то… тоже умрет, ибо сделается врагом номер один и для абвера, и для НКВД, а от них от всех не уйти, как от того снайпера: будешь бегать – умрешь уставшим. И что получается?..
«Уходить, уходить немедленно, подальше отсюда, куда угодно, но любой ценой вырваться из этой квартиры, тогда у тебя останется шанс». Стас смотрел в потолок. Мысли все до одной исчезли, сделали свое дело и пропали, он и сам не заметил, как оформилось верное решение, и знал, что будет делать дальше. Дождаться, когда Катерина выйдет отсюда, догнать и все из нее вытрясти, должна же она знать хоть что-то, недаром четверть часа наедине с начальством ворковала. И остановить ее, что бы она ни задумала, убить, если потребуется.
«Зачем? – ворохнулось в нем. – Пусть сделает свое дело, ты возьмешь ее на финише, просто подождешь рядом с домом…». И тут пошла новая картинка: самолет, фонтаны земли и грязи, потом череда домов, грохот, облако пыли и обломков, дымящиеся руины, кровь, смерть. И никто, кроме него, во всем городе не знает об этом. Люди спят, ждут с фронта близких, плачут, вкалывают по двадцать часов в сутки, не ожидая удара в спину, последнего удара, от которого уже не оправиться. «Кроме меня некому», – поднялось вдруг внутри, и Стас едва сдержался, чтобы не выдать себя резким движением или звуком. Агент начеку, надо переиграть его, обмануть, заставить поверить, что «объект» ничего не знает и что он вообще дрыхнет, как сурок, и ему плевать на разборки сверхдержав. А чувство внутри росло, крепло, чувство нереальной, космических масштабов ответственности, чувство, что он может спасти если не мир, то уж город точно, плохой, хороший – неважно. И сразу вдруг спокойно стало, спокойно и легко, как всегда бывает, когда точно знаешь, что делать дальше.
А спать, между тем, хотелось зверски, голова стала тяжелой, в глаза точно песка насыпали, Стас закрывал их на несколько секунд, и снова упорно таращился в спинку дивана. Повозился, будто укладывался поудобнее, лег на живот, подложив руку под голову и поминутно смотрел на часы. Стрелки как приклеили к циферблату, они двигались еле-еле, и секундная, казалось, делала полный оборот не за минуту, как положено, а за десять. Вася у двери не шевелился и, кажется, даже не дышал, сохраняя полную иллюзию своего отсутствия в комнате. Одиннадцать часов вечера, половина двенадцатого, полночь, первый час ночи – по-прежнему ничего не происходило. Обитатели коммуналки давно успокоились и разбежались по своим комнатенкам, редко-редко слышно, как прошмыгнет кто по коридору в сторону уборной и обратно, и все, квартира после полуночи как вымерла.
Стас повернулся на бок и смотрел в стену перед собой, на очертания придвинутого к обоям стола, на дверь, рядом с которой устроился Вася и за эти полтора часа даже положения не переменил. Как сел, привалившись спиной к стене и вытянув ноги, так и окаменел, засунув руки в карманы пиджака.
Стас повозился на диване, поднес руку с часами к глазам – половина первого ночи, а в квартире по-прежнему тишина, Катерины не слышно и не видно. Чего она ждет, интересно, ей же ясно сказано – сегодня же, чего тянуть? Или уже давно смылась, через окно, например, и в эту самую минуту подходит к сушкинской усадьбе, и через мгновение-другое грянет череда взрывов, а он лежит, и в потолок смотрит? Вернее, не в потолок, но сути это не меняет…
От одной только мысли об этом пробил такой озноб, что сон как рукой сняло. Стас, не отрываясь, смотрел в стену перед собой, ловил каждый звук, каждый шорох, а в голове крутилось одно: опоздал. Не продумал заранее, не подготовился, упустил время, дал обойти себя – то ли карма такая, то ли… Он затаил дыхание, насторожился и осторожно приподнялся на локте, и так застыл, прислушиваясь к звукам за дверью. Кто-то чуть слышно прошел по коридору, послышался шорох подошв, негромкие голоса, потом дважды лязгнул ключ в замке – входная дверь открылась и ее тут же снова заперли на два оборота. И снова тишина, точно мышь пробежала или птица пролетела, ни следа после себя не оставила, ни памяти.
Стас глянул на часы – час ночи, отличное время выбрала Катерина, до места ей идти час или полтора, как она сама тогда сказала, значит, и ему рассиживаться нечего, правда, есть один нюанс, вернее, целых два, но не будем забегать вперед.
Стас не двигался и смотрел на часы. Секундная стрелка сделала один полный оборот и нехотя поползла на второй круг, еле двигаясь и грозя остановиться, точно в часах садилась кварцевая батарейка. Но нет, закончился второй круг, за ним и третий, Стас сел на диване, помотал головой, обулся и поднялся на ноги. Зевнул от души, что со стороны выглядело довольно неприлично, но, нимало этим не обеспокоившись, Стас направился к двери, прошел мимо Васи и потянулся к блестящей круглой скобе. И удивленно охнул якобы спросонья, когда путь ему преградила Васина рука.
– Ты чего? – сонным голосом буркнул Стас. – Мне в уборную. Дверь открой.
И взялся-таки за скобу, даже дернул ее на себя, но Вася был начеку.
– Потерпишь, – твердо и не очень вежливо заявил он.
«Ладно», – Стас вернулся на диван, сел, откинувшись на спинку, и сделал вид, что собирается лечь. А внутри все аж звенело от напряжения, он чувствовал, как летит время, чувствовал, что Катерина уже далеко, что она превосходно знает город и одна доберется до Якиманки в два раза быстрее, чем с обузой вроде него. Стас снова глянул на часы – прошло всего-то пять минут, но все равно это много, очень много, фора слишком велика, а он еще и шага не сделал, чтобы наверстать упущенное. Поднялся и решительно направился к двери.
– Не потерплю, – сказал он шепотом, – открывай, дурак, или сам тут все убирать будешь…
Вася сел рывком, подался вправо, и за дверную ручку они схватились одновременно, но Стас успел чуть раньше. Вцепился в круглую скобу и с силой рванул на себя, Вася сжал ему запястье и попытался вывернуть сустав. Стас охнул от боли, но пальцы не разжал, дверь сотрясалась, билась о косяк. Вася отчаялся оторвать Стаса от двери, выругался матерно на чистом русском и врезал Стасу кулаком в живот.