Но промазал, Стас успел увернуться, отпустил скобу и перехватил Васю за руку, дернул на себя и кинул на пол. Сам бросился следом, врезал агенту по затылку, чтобы не дергался, надавил коленом на спину, зажал ему ладонью рот, и свободной рукой пережал сонную артерию под нижней челюстью. Вася дергался, как кабан, рычал с зажатым ртом, бился и вырывался, но Стас придавил его к полу и держал захват, пока судороги не пошли на убыль, а вскоре и вовсе прекратились. Но Стас пальцы разжимать не торопился, держал «фигу» еще минуту или две чисто для страховки, потом прислушался – тихо, Вася, или кем он там был при жизни, дышать перестал, лежал тихо, уткнувшись лбом в доски пола, точно шел-шел, да упал по пьяни, и теперь будет лежать, пока не проспится.
Стас быстро обшарил карманы агента, нашел ключ и кобуру с пистолетом под пиджаком. Ключ взял, постоял мгновение, подумал и вытащил оружие, подошел к двери. Еще пауза, еще задержка, а Катерина уже далеко, уже петляет в глухих переулках, а, может, уже и до моста добралась, с нее станется, а он только дверь открыл… Стас нашел замочную скважину, воткнул в нее ключ, повернул два раза, и, заслышав подозрительный шум в коридоре, едва успел отпрыгнуть вбок. В дверной створке на уровне коленей образовалась дырка, рядом еще одна, потом третья, чуть повыше, и все это в тишине, только за дверью что-то хлопало, точно мухобойкой по подоконнику. Второй агент, почуяв неладное, торопится на помощь коллеге и стреляет по ногам, чтобы шкурку мышке, что из ловушки на волю рвется, не попортить. Нужна пока мышка им живой, чтобы соображать и говорить могла…
Стас вжался спиной в стену и ловил каждый звук из коридора. Вот агент шагнул к двери, вот толкнул ее, вот отступил назад, вот негромко звякнуло что-то тяжелое, еще шаги… Стас одним прыжком оказался напротив двери, поднял пистолет и несколько раз выстрелил в створку сначала метрах в полутора от пола, потом еще выше. Во все стороны полетели труха и щепки, дверь дрожала, от грохота выстрелов заложило уши, в комнате завоняло пороховой гарью, за дверью кто-то заорал и, судя по звуку, грохнулся на пол. Стас повернул ключ в замке, распахнул дверь и вылетел в коридор, едва не упал сам, споткнулся обо что-то тяжелое и стонущее сквозь зубы. Второй охранник скорчился на полу, прижимая к животу ладони, и подвывал от боли. Даже в темноте Стас видел его бледное лицо, а пороховую гарь перебивал другой запах, густой, душный, липкий, от него горло сжал спазм, а в глазах помутилось, как перед обмороком. Стас отвернулся, глянул назад – Вася так и лежит рожей в пол и не шевелится, и по всему видно, что готов, а этот, в коридоре, еще на полпути к небесным чертогам.
Стас снова глянул на часы, потом быстро огляделся – он опаздывал уже на четверть часа, Катерину ему не догнать, нечего и пытаться найти ее на темных улицах. След потерян, но конечная точка известна обоим – сушкинская усадьба, что таит в своих недрах нечто смертоносное для города, для людей, для него самого. Дойти, добежать, долететь – все, что угодно, лишь бы не опоздать, первым он на финише точно не будет, но и много не проиграть бы. «Все там закончи…» – значит, Катерине понадобится время, как раз та фора в пятнадцать минут, что она получила на старте, теперь его выход. Пока все вокруг тихо, но голову можно заложить, что ни одна душа в коммуналке не спит, выстрелы всех перебудили и до того момента, когда в коридор высунется первый желающий полюбопытствовать, остаются мгновения.
Стас схватил с дивана пальто, надел, путаясь в рукавах, перешагнул через все еще живого агента на полу и глубоко вдохнул, задержал дыхание. Обыскал карманы умирающего, нашел ключ, открыл дверь и зашагал по коридору, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Позади что-то скрипнуло, раздались голоса, кажется, кто-то кричал ему в спину, но Стас был уже у выхода. «Плевать» – он на ходу застегнул слишком широкое для него пальто, отодвинул здоровенный засов и оказался на площадке, побежал по ступенькам вниз. Вылетел на улицу и точно в прорубь сиганул – темень, холод, аж дыхание перехватило, и пустота, ни единой живой души поблизости. Да оно и неплохо, совсем неплохо: для того дела, что он затеял, лишние зрители ни к чему.
Стас перебежал площадь, миновал закрытую станцию метро и оказался на Чистопрудном бульваре, услышал далеко впереди голоса и взял правее, ближе к ограде и проезжей части. Проскользнул в темноте мимо укрытой под деревьями зенитки с расчетом в количестве трех человек и побежал дальше вдоль покрытых тонкой коркой льда прудов. Маршрут сложился на ходу, длинный и окольный, но соваться в темные кривые переулки Стас не рискнул. В тех лабиринтах с непривычки он до утра проплутает, да и запросто можно нарваться на такие приключения, что сам навстречу патрулю побежишь. Вот и пошел, как привык, как знал, ноги точно сами несли по знакомому и в то же время чужому городу, пустому, тихому и беспощадному – одна промашка, один неверный шаг, и не вспомнит никто, что жил на свете такой Стас Кондратьев.
Он бежал почти без передышки, останавливался, шел быстрым шагом, переводя на ходу дух, и прислушивался, смотрел в темноту впереди и по сторонам, провожая каждую тень. И два раза, уже на Покровском, успел вовремя убраться в сторону, нырнул в просвет между домами и пропустил мимо сначала грузовик, прущий точно по центру проезжей части, а потом и патруль, трех молчаливых сосредоточенных бойцов и командира, что шел последним. Его и Стаса разделяли метра полтора, Стас перестал дышать, влип в стену и не сводил глаз с темной фигуры, что чуть замешкалась перед входом в «ущелье», точно раздумывая, а не посмотреть ли, что там внутри. Но и только, отвернулась, пошла дальше, Стас выждал, пока не стихнут шаги, и побежал к реке. Ледяная тяжелая вода плескалась о гранит набережной, ветер мигом выдул из одежды остатки тепла. Стас запахнул пальто и посмотрел по сторонам, потом вперед, но лишь для очистки совести. Ничего не видно, ничего и никого, в небе, на воде и земле ни души, «люфтваффе» на вечерок взяло передышку, или временно отложило налет, поступившись хваленой немецкой пунктуальностью. Стас постоял еще, глядя на темные, едва различимые на фоне ночи силуэты домов за рекой, на зажатый между ними купол церкви, прислушался, но плеск воды глушил все прочие звуки. «Она ушла очень давно, у нее было много времени», – мысль подхлестнула, и Стас пошел на мост. Положеньице было препоганым, он тут все равно что в ловушке, если заметят – ни единого шанса уйти, если только в воду прыгать и вплавь к тому берегу грести. А высоты здесь будет метров семь или восемь, прыгнуть – верный способ с жизнью попрощаться, а если и выживешь, то ледяная вода вмиг доконает, сам не заметишь, как на дно пойдешь…
Стас добежал до первой опоры освещения, встал за ней как несколько дней назад, и принялся всматриваться в густую тьму перед собой. Постоял так с минуту, соображая, что бы это значило, отлип от столба, подошел, протянул руку. Мост перекрывали сваренные из обрезков рельсов три гигантских противотанковых ежа, и дальше, насколько Стас мог видеть в темноте, громоздились еще несколько, расставленных рядами. Стас петлял между ними, пригибался, пролезал под мокрыми стальными махинами, и скоро оказался на другом берегу реки. Здесь дело пошло быстрее, все закоулки, что прошел тогда с Катериной, Стас запомнил хорошо, и скоро оказался в районе Ордынки. Перебежал ее, снова пустую, темную, но живую, снова из-за наглухо закрытых окон он слышал голоса людей и даже чувствовал запах дыма, точно где-то неподалеку жгли костер или топили печку. Но не задержался, ушел в сторону низких бесконечных бараков и сараев, петлял между ними и все задирал голову, высматривая памятный ориентир. Увидел знакомые церковные купола со спиленными крестами и выдохнул – все, он, считай, на месте, и есть шанс успеть, в этот раз он не опоздал.