– А нас-то, нас-то кто-нибудь об этом спросил?! – замахал руками Глеб.
– Успокойся, а то сейчас мебель сожжешь, – скривилась Святая. – По-моему, ты так ничего и не понял…
– Я понял одно, – постарался взять себя в руки мутант. – Мне все здесь противно. Я не хочу и не могу дальше здесь оставаться. Я хочу с Ликом и Сашкой убраться отсюда как можно скорее.
– Ты только что упрекал меня, спросил ли кто-нибудь вас с Сашей о нашем с Дедом Морозом решении. Переиначу твой же вопрос: а ты спросил Сашеньку, хочет ли она отсюда убраться?
– Но разве… – начал Глеб и умолк. Он ведь и правда не знал, как может отнестись к этому Сашка. Он считал, что это само собой разумеется, что девушка обязательно поддержит его решение, но мать права: он не знает этого наверняка. И он выдавил: – Хорошо, я пойду сейчас и спрошу у нее…
– Нет, – тихо, но твердо сказала мать. – Сейчас Саша уже спит. Не стоит ее будить по пустякам.
– По пустякам?!
– Да, по пустякам. Потому что твои разговоры с ней не имеют никакого значения. Вы женитесь, хочешь ты того или нет.
– Ни за что! – разъярился мутант, удивляясь, отчего и в самом деле ничего до сих пор не вспыхнуло. – Теперь, даже если бы я и хотел, то не сделал бы этого!
– Назло мне?
– Да! – вырвалось у Глеба.
– Очень по-взрослому. И по-мужски, и вообще весьма умно. Браво! – захлопала Святая в ладоши. Потом вдруг наморщила лоб, делая вид, будто что-то забыла: – Напомни-ка мне, мой взрослый и умный сын, что ты там просил у меня насчет некоего предателя?…
– Лик не преда… – по-прежнему возмущенно и зло начал мутант, но тут до него дошло, что мать задала этот вопрос не зря, и сразу сменил тон: – Я просил освободить Лика. Ты сделаешь это?… – Глеб затаил дыхание.
– Да, – ответила Святая. – Я освобожу его. Мало того, я отдам распоряжение, чтобы его увезли как можно дальше, в самое глухое селение. При одном условии. Жаль, что ты на него не согласен. Так что, увы, Анатолия Денисова придется казнить.
– Но ты не назвала свое условие!!!
– А зачем? Ты ведь уже ответил. «Ни за что! Теперь, если бы и хотел, то не сделал бы этого!» Разве это не твои слова?
– Мои, – опустил голову мутант и вздернул ее снова: – Но…
– Шутки в сторону, – став очень серьезной, оборвала его мать. – Забудем то, что ты наговорил в горячке и по глупости. Конечно, ты уже все понял и так, но я не поленюсь и озвучу. Вот мое условие: для освобождения Анатолия Денисова ты должен дать согласие на твой брак с Александрой. Жить вы должны будете в Устюге, где именно – мы еще обговорим с Дедом Морозом. Ты согласен?
Глеб ждал этих слов матери. Когда мутант обещал Лику, что добьется его освобождения любыми путями, он пусть и неосознанно, но понимал, что цена будет примерно такой. И все-таки сейчас мир вокруг него словно замер, остановился, а время прервало свой бег. А потом разом рухнуло все, погребая под завалами безысходной неизбежности хлипкие побеги надежды.
– Да, – услышал он свой голос будто бы со стороны.
А потом все-таки вспыхнул стол.
Солнце уже село, но малиновые отблески заката еще отражались в спокойных водах Сухоны. Глеб и Сашка, взявшись за руки, стояли возле реки и смотрели на блекнущие краски уходящего дня. На девушке было длинное, до пят, атласное голубое платье и серебристый кокошник с узором из снежинок, из-под которого змеилась по спине фальшивая светлая коса. Наряд Снегурочки на бывшем Сашке смотрелся нелепо, хотя все же не настолько, как черный костюм-тройка и белоснежная рубашка с галстуком-бабочкой под воротом на огромном косматом мутанте.
– Ты совсем не рад этому? – тихо спросила Сашка.
– Рад, – сказал Глеб. – Конечно, рад, что ты?
– Я ведь вижу… Ты меня совсем-совсем не любишь, да?
– Не зли, а то сейчас река загорится. Гляди, уже тлеть начинает.
– Ладно, не люби… Только не бросай меня, ладно? Пожалуйста, Глебушка! Я не смогу жить без тебя.
– Да что за глупости? Не собираюсь я тебя бросать. Я теперь тоже без тебя не могу. Ты у меня одна. На всем белом свете.
– Ты переживаешь за Пистолетца, да?
– Конечно, переживаю. А ты разве нет?
– Переживаю. Где-то он сейчас?…
– Какая-то Палема. Деревушка еще дальше за Ильинским, в сторону Лузы. Конечно, если мать не врет.
– Ты ей не веришь?
– Я теперь никому не верю.
– Даже мне?
– Тьфу ты! Не цепляйся к словам. Вон, от реки уже дым пошел.
– Это туман. Красиво как… Словно мы все еще там…
Глеб понял, что хотела сказать этим Сашка. Он и сам сейчас невольно вспомнил те дни, когда они добирались сюда. Когда у них была цель. Когда в нем еще жила надежда… Он тогда еще не знал, что он ничей.
Словно подслушав его мысли – а может, так оно и было? – девушка крепче сжала тоненькими пальчиками огромную, волосатую руку мутанта.
– Ты мой! Слышишь? Ты мой! Навсегда. Я очень люблю тебя и буду любить тебя вечно.
Глеб, сглотнув, молча кивнул. А потом спросил:
– А ты хочешь снова туда?
– С тобой – куда угодно.
– Давай сбежим отсюда! – умоляюще глянул на Сашку мутант. – Угоним катер или пешком – все равно!.. Найдем Пистолетца…
– Конечно, как скажешь! Только нас все равно найдут. Они же знают, что мы пойдем к нему.
– И что же теперь, всю жизнь плясать под их дудку? – скрипнул зубами Глеб. – Я так не смогу…
– Зачем же всю жизнь? Если ты хочешь, мы непременно сбежим. Но сначала мы должны все продумать. У нас обязательно получится! Мы же умные, – подмигнула Сашка.
– И сильные, – улыбнулся мутант.
– И упрямые.
– И мы вместе, – неожиданно для себя сказал Глеб.
– И гори все огнем! – подняв наполненные счастьем глаза, засмеялась его жена.
Август 2013 г. – январь 2014 г.
г. Мончегорск
Вот мы и встретились снова, вновь нас на какое-то время связала та волшебная нить, которую можно назвать творческой или даже духовной сопричастностью. Она возникает всегда, когда автор (писатель, художник, композитор – не важно) создает, а читатель, зритель, слушатель воспринимает созданное произведение. Иногда между этими двумя событиями проходят месяцы, чаще – года, а порою – и вовсе века. В случае с писателями это справедливо лишь в отношении классиков, я не столь амбициозен и наивен, чтобы надеяться на подобное, но даже осознание того факта, что строки, которые я пишу здесь и сейчас, будут читать люди, живущие в сотнях и тысячах километрах от меня, через полгода, год, три от настоящего момента, повергают меня в некий священный трепет. Ведь это настоящее чудо, когда мои теперешние мысли и чувства связываются этой самой нитью с вашими мыслями и чувствами, дорогие мои читатели. Вы для меня сейчас – люди будущего, пусть и не очень далекого. Что же это такое, как не настоящая, действующая машина времени?