Два волка обнюхали пожарище, подняли морды к небу и тоскливо завыли. Из леса им печально ответила стая. Через несколько минут эхо затихло вдали. Два волка обежали обуглившиеся руины и, учуяв две неясные тени, резко остановились возле кованых ворот.
Звери развернулись и побежали прочь, почуяв нечто зловещее в двух безжизненных фигурах. Они унеслись назад в темноту. Тишина опустилась на горы, как покрывало. Лесные создания предпочли спрятаться в логовах и норах, чем вдыхать запах гари там, где еще недавно стоял дом того, кто так долго жил среди них.
Внизу под землей лежали два тела — без движения, без жизни. В тишине одно сердце начало биться. Сильно, ритмично. Кровь стремительно побежала по венам. Долгий свистящий звук возвестил о том, что легкие ожили. Темные глаза раскрылись, и Михаил обследовал землю над их головами. Было далеко за полночь. Огонь был потушен, пожарные, следователи и любопытные давно разошлись по домам.
Наверху он почувствовал присутствие Жака и Грегори. Больше никого, ни людей, ни карпатцев, поблизости не наблюдалось. Михаил перенес все внимание на Рейвен. Каким бы великим ни было искушение скомандовать Грегори разбудить ее, он понимал, что это было бы эгоистично с его стороны и не в ее интересах. Пока ее не поднимут из-под земли, ей лучше оставаться спящей. Ей ни к чему напоминание об этом испытании. Он обнял ее неподвижное прохладное тело и прижал к своему сердцу.
Прорвавшись через земную кору и оказавшись в ночном воздухе, Михаил испытал легкую дезориентацию. Придя в себя, он поднялся выше, чтобы лучше защитить Рейвен, если возникнет такая необходимость. Воздух ворвался в его легкие, обдувал его тело. В свете луны серебром замерцали перья, раскрылись огромные крылья, достигающие в длину шести футов, и, с силой взмахнув, подняли в небо невероятных размеров сову. Он сделал круг над темным лесом, отыскивая врага, который оказался настолько глуп, чтобы угрожать ему.
Михаилу нужна была свобода, которую могло дать только небо, чтобы избавиться от отзвуков перенесенного Рейвен ужаса, который все еще эхом отдавался в его голове. Он резко направился к земле, приблизившись к ней настолько, насколько мог, прежде чем растворился в тумане. Поток капель пролился сквозь кроны деревьев и собрался воедино, превращаясь в огромного волка. Он бежал легко, поддерживая невероятную скорость, уклоняясь от кустарников и деревьев, и, перепрыгнув через поляну, вновь поднялся в воздух, подобно стреле, выпущенной из лука.
Когда его сознание стало, наконец, более или менее ясным и спокойным, Михаил рысью понесся по направлению к черным руинам, вновь принимая человеческий вид, и, полностью одетый, шагнул навстречу брату. Он прекрасно осознавал, что вся природа, все, частью чего он был, — чувствовала его ледяную ярость. Она кипела глубоко внутри его, сотрясая окружающий воздух и лес. Его врагам не удастся уйти.
Жак медленно выпрямился, словно провел в ожидании много часов, и потер затылок. Они смотрели друг на друга с тоской в глазах. Жак сделал шаг вперед и потянулся к Михаилу с несвойственным ему жестом. Их рукопожатие было кратким и сильным. Михаил знал, что Рейвен посмеялась бы над ними.
Грегори пребывал в прежнем положении: сидя на корточках и низко пригнувшись к земле. Он был неподвижен, его потемневшее лицо не выражало никаких эмоций. Глаза светились, как серебряные слитки или сгустки ртути. Наконец он медленно поднялся на ноги.
— Спасибо, что пришел, — просто сказал Михаил.
Грегори. Старый друг. Его правая рука. Их великий целитель, безжалостный охотник за нечистью.
— Романова отправили в больницу и дали успокоительное, — тихо сообщил Жак. — Я сказал местным, что ты и Рейвен уехали на несколько дней. Ты популярен среди деревенских жителей, и все они возмущены тем, что произошло.
— Сможем ли мы возместить ущерб, нанесенный нашему народу? — спросил Михаил.
— Мы можем уменьшить его, — правдиво ответил Грегори. — Но Романов уже отослал обнаруженные им доказательства нескольким людям. Мы должны приготовиться к обороне. Весь наш образ жизни изменится навсегда.
Грегори небрежно пожал широкими плечами.
— Какие доказательства?
— Отпечатки пальцев, фотографии. Он был в очень возбужденном состоянии. Врачи говорят, что он не в себе и опасен для окружающих. Картины, которые я извлек из его сознания, путаные. Его родители, но в основном мать. Очевидно, именно он обнаружил ее тело. Твой дом. Чувство вины. Огонь.
Грегори всмотрелся в небо над головой, медленно и осторожно скользя по нему серебристыми глазами. Его грубые черты оставались неподвижными.
От Грегори исходила угроза. Все его тело и манера держаться говорили о власти. И в то же время выражение лица казалось пустым. Михаил чувствовал монстра внутри его, затаившегося на поверхности и стремящегося вырваться на свободу. Их глаза встретились в каком-то безнадежном понимании. Еще одна война. Снова убийства. Чем больше мужчина убивает, тем опаснее становится шепот силы, призывающий его стать вампиром. Жестокость была единственной вещью, которая позволяла многовековому мужчине ощущать скоротечность времени. Что само по себе становилось ужасным стимулом для каждого в темном безнадежном мире.
Грегори отвел взгляд, не желая видеть сочувствие на лице Михаила.
— У нас нет выбора, кроме как вызвать к нему недоверие.
— Рейвен должна быть в безопасности и под защитой, пока мы будем решать проблему, — резко сказал Михаил.
— Твоя женщина очень хрупкая, — тихо предупредил его Грегори. — Доставь ее на поверхность и одень, прежде чем я разбужу ее.
Михаил кивнул. Грегори легко прочитал его намерения. Он бы ни за что не захотел, чтобы она проснулась в месте, которое хотя бы отдаленно напоминало холодную могилу. Жак и Грегори отошли к лесу, оставив Михаила одного. Лишь после того как Рейвен оказалась в его объятиях, он подумал о том, чтобы одеть ее по-американски. Из натуральных волокон, которые легко поддавались воздействию карпатцев, он создал джинсы и рубашку с длинными рукавами.
Грегори.
Рейвен проснулась, задыхаясь, судорожно держась за горло, отчаянно стараясь втянуть воздух в горящие легкие. Она была в панике и все еще боролась.
— Почувствуй воздух на своей коже, — тихо приказал Михаил, его рот прижался к ее уху. — Почувствуй ночь, ветер. Ты в безопасности в моих руках. Ночь прекрасна, цвета и запахи разговаривают с нами.
Сине-фиолетовые глаза Рейвен расширились и ничего не видели. Она сделала глубокий вдох и вся сжалась. Прохладный ночной воздух делал свое дело, снимая спазмы в ее горле. Слезы замерцали в ее глазах, повисли на ресницах.
Михаил обнял ее крепче, чтобы она ощутила его силу. Медленно, дюйм за дюймом, ее тело становилось не таким напряженным, и она смогла, наконец, расслабиться. Он дотронулся до ее сознания и понял, что она пытается сохранить самообладание.
— Я здесь, Рейвен, с тобой, — сознательно сказал он вслух, чтобы как можно больше походить на человека. — Ночь взывает к нам, приглашает нас, разве ты не слышишь? Послушай, сколько красоты в песне насекомых и прочих ночных созданий. Позволь себе услышать ее.