— Что ж ты молчал? — довольно усмехнулся сиккэн. — У меня можно без церемоний…
Знаешь противника и знаешь себя — победа будет за тобой. Знаешь себя, а его не знаешь — один раз победишь, на другой потерпишь поражение. Не знаешь ни себя, ни его — каждый раз будешь терпеть поражение.
Сунь Цзы, китайский полководец (VI в. до н. э.)
В бытность свою цирковым артистом Артем даже в самых буйных фантазиях никогда бы не смог представить себя с выбритым лбом, с завязанными в пучок на затылке волосами, в широких штанах-хакама и с двумя мечами за поясом. А уж тем паче сидящим на коне — в пластинчатых доспехах и в шлеме-кабуто. Но так сложились обстоятельства, что очутился он в самурайском мире и прошел путь от простого гайдзина до одного из главных военачальников армии повстанцев. Не хотел всего этого акробат Топильский. Хотел он честно отлетать от трапеции к трапеции положенный судьбой цирковой век, а потом найти себе еще какое-нибудь занятие при цирке или при цирковой школе. А вон оно как повернулось…
Но еще меньше (если есть куда меньше) акробат Топильский представлял себя в роли эдакого древнеяпонского Штирлица, в разгар тринадцатого века проводящего тайные операции в логове врага. Однако не только самураем и даймё пришлось ему поработать, но и Штирлицем. И ведь справлялся акробат Топильский, он же Ямомото, он же Белый Дракон и спаситель японского отечества от варваров монгольских. По крайней мере, до сей поры его не разоблачили, и можно было надеяться, что не разоблачат и за оставшееся до часа «Икс» время. А до этого «икса» оставалось всего ничего, считанные часы…
В общем и целом все получилось так, как расписывал сиккэн Ходзё Ясутоки.
Обговорив с сиккэном все детали, Артем отправился в дом семейства Кумазава, где велел всем своим в темпе собираться в путь-дорогу. На вопросы куда и зачем акробат Топильский отвечал односложно: «Так надо. Даймё знает, что делает». Собственно, своим более ничего объяснять и не требовалось, самураям и женщинам положено было беспрекословно подчиняться своему господину. Чуть более подробное объяснение пришлось дать семейству Кумазава — отцу и брату с сестрой. Все ж таки некрасиво покидать гостеприимный дом без должных объяснений. Артем объяснился так: дескать, благодарю за гостеприимство, но, увы, дело государственной важности, поручение самого императора, полная тайна вкладов. Поручение императора — серьезная причина, чтобы не задавать лишних вопросов. К тому же в доме Кумазава привыкли к срочным поручениям государственной важности. Конечно, еще кое-какие слова Артем сказал бы Ацухимэ лично, но никак не получалось остаться наедине. «А может, и к лучшему это, — думал он, выезжая за ворота. — Когда не решены вопросы жизни и смерти, не стоит заговаривать о чувствах. Мало ли что, проще будет пережить…»
Вот так Артем покинул столицу, пробыв в ней всего сутки, а к утру следующего дня вместе со своими людьми уже подъезжал к монастырю Сайтё, где, по сведениям сиккэна, должен был находиться отрекшийся император Годайго. Сведения оказались точными. Кто бы, как говорится, сомневался.
Как и предсказывал искушенный в политических интригах Ходзё Ясутоки, бывший император не приказал убить подлого гайдзина, едва тот нарисовался на пороге. Сперва пожелал выслушать. Хотя щекотливый, признаться, был момент, и нервишки у Артема маленько поигрывали. Потому как выводы умного сиккэна — это одно, а прихотливое течение мысли в голове бывшего императора — это все же история совсем другая. Мало ли какая извилина за какую извилину зайдет, какие контакты перемкнет и какая искра при этом выскочит. Однако обошлось.
Хотя, наверное, могло и не обойтись. По крайней мере, Артемовы разглагольствования экс-император слушал с ба-альшим недоверием на аскетическом лице. Все решило предъявление доспехов. Когда по просьбе Артема послали за его походным сундуком, внесли, открыли, достали доспехи и разложили их перед экс-императором на полу и Артем торжественно объявил, чьи они, вот тут с Годайго, научно выражаясь, произошла форменная метаморфоза. Император-монах вскочил, как пружиной подброшенный, бросился к груде пластин, начал любовно перебирать их, поглаживать бормоча: «Те самые, те самые…» «Все-таки эти древние японцы, — подумал тогда Артем, — настоящие маньяки по части всего, что связано с оружием и подвигами самураев из ушедших славных эпох. Все маньяки — от простых деревенских самураев до бывших императоров».
С этого момента общение бывшего акробата и бывшего императора резко изменило градус в сторону потепления. Вспыхнувшая в экс-императорском мозгу мысль читалась на его аскетическом лице, как только что высеченная на камне надпись: «Нет, гайдзин не может быть подослан моим лютым врагом сиккэном. Потому что Ясутоки ни за что и никогда не выпустил бы из рук доспехи самого Тайра Томомори! Потому что тот, у кого в руках эти доспехи, может поднять и повести за собой людей. Как можно выпустить доспехи Тайра Томомори из рук, да еще передать их врагу!»
Правда, еще полдня Годайго мучил Артема каверзными вопросами, пытался на чем-нибудь подловить. Однако Артем держался уверенно, ответы давались ему легко и непринужденно, потому что он видел — стрела достигла цели, главное — не проколоться на пустяках, а проколоться ему еще надо суметь, потому что, собственно, все рассказываемое им экс-императору было чистейшей правдой, за исключением одного маленького нюансика. Ну, уж один-то нюансик он как-нибудь удержит при себе. А самое главное, кроме Артема, никто и в его собственной команде правды не знал, поэтому ни случайно, ни под нажимом проколоться не мог. Даже о факте утреннего разговора Артема с сиккэном никто не знал.
Потом были ночевка в монастыре и следующий день, без остатка наполненный разговорами с экс-императором и какими-то особо доверенными монахами, где обговаривались детали великого заговора. Судя по тому, как легко давались эти детали мятежа, все тщательно было продумано заранее и неоднократно обговорено. Заговорщикам не хватало только толчка. И вот толчок пришел в виде Белого Дракона в доспехах Тайра Томомори. Артем участвовал в жарких заговорщицких беседах, главным образом солидно кивая головой.
К подготовке мятежа, как и предсказывал сиккэн, Годайго решил приступить безотлагательно, чтобы к середине… ну в крайнем случае к концу осени победным маршем повстанческих колонн занять столицу мира и спокойствия. Уже в этом году Годайго рассчитывал взойти на престол, освободив тот от «добровольно» отрекшегося нынешнего императора Сидзё. Да и вообще, как понял Артем, весь день слушавший бывшего императора и наблюдавший за ним, Годайго уже видел себя на престоле, а ненавистного сиккэна с отрубленной головой в сточной канаве. Явление Белого Дракона и особенно доспехи преисполнили главного заговорщика уверенностью в победе. Не оставалось сомнений — монах-император увидел в нежданном обретении доспехов Тайра Томомори с Белым Драконом в придачу знак, ниспосланный ему Небесами.
Уже на рассвете следующего дня Артему предстояло покинуть монастырь и в сопровождении Годайго отправиться в вояж по городам и селениям Японии. Таскать за собой женщин было бы в высшей степени неправильно, поэтому их следовало оставить здесь, в монастыре Сайтё. А где еще? В Ицудо? Во-первых, еще вопрос, позволят ли ему отправить в дальние края потенциальных заложников. Во-вторых, в Ицудо нисколько не безопаснее. По крайней мере, в монастыре Сайтё Артем окажется раньше, чем в Ицудо. Еще слава Будде, что женщин на его попечении всего две — Омицу и служанка Мито. Еще две женщины-яма-буси из клана Такамори вышли замуж вскоре после того, как вместе с Артемом обосновались в замке Нобунага. И никто их теперь никогда не свяжет ни с Белым Драконом, ни с яма-буси, разве что с собственными мужьями свяжут, но это им ничем не грозит, мужья у них вполне обычные люди: у одной — простой самурай, у другой — зажиточный крестьянин, поставлявший в замок рыбу. Детей яма-буси, даже и не своих, они взяли в свои новые семьи — чего ж не взять, когда даймё Ямомото давал на их содержание деньги. Так что хотя бы за них волноваться не приходится.