Прошел месяц, потом второй. Зарядили холодные дожди, высоко в горах заалели клены. Головастик притащил в каморку жаровню и грел на ней одеяла на ночь, а по утрам у мальчиков все равно зуб на зуб не попадал. Дни проходили однообразно, в тяжелом труде. Мотылек с Головастиком собрали урожай, распахали на зиму огород, обтрясли с овощей землю, просушили их, перебрали и сложили в кладовку. Кагеру часто уходил с Тошнотником в лес на два-три дня. Иногда брал с собой Головастика – и тогда Тошнотник оставался сторожить Мотылька, по ночам лежал у него на пороге и смотрел на него, раскрыв пасть. Мотылек от страха не мог спать и мечтал, чтобы Кагеру вернулся как можно скорее. Проголодавшийся Толстый целыми днями выл и рычал в своей клетке, распространяя волны жара и зловония. Однажды Кагеру с учеником не возвращались целых пять дней. А на шестую ночь в долине случилось нечто необычное для этих мест – подземный толчок. Земля задрожала мелко и противно, закричали птицы, забренчали горшки и кастрюли на кухне, с треском разбился кувшин… Тем же вечером Кагеру вернулся из леса, почему-то устроил Мотыльку выволочку и больше надолго не уходил.
– Почему вы меня ничему не учите? – то и дело спрашивал его Мотылек. – Головастика вон учите, а меня нет! Вы же обещали! Я тоже хочу стать знахарем!
Мотылек действительно принял решение – научиться колдовать. Для начала превзойти туповатого Головастика, затем постичь все хитрое колдовство мокквисинов, а потом с его помощью удрать из Скорпионьей Долины. Это был замечательный план, одна беда – ему препятствовал Кагеру. В ответ на навязчивые просьбы Мотылька научить его «чему-нибудь этакому» он только молча пожимал плечами или привычно отправлял младшего ученика на кухню.
Однажды Головастик вернулся из Сасоримуры и сказал учителю, что его ищет какой-то чужак.
Знахарь регулярно посылал Головастика в деревню – прикупить всяких хозяйственных мелочей, обновить запас круп, чая, соли, а заодно проведать, какие в мире новости.
– В доме Мамуши сидит гонец, – объявил Головастик, бухнув на пол тяжелый короб с покупками. – Говорит, привез вам письмо.
– Ну и где оно? – зевая, спросил Кагеру.
Все с утра сидели дома и томились от скуки. На улице моросил мелкий противный дождь, деревья в лесу терялись в сырой дымке. Спутанные волосы Головастика блестели мириадами крошечных капель.
– Дак не отдает. Сказал, отдаст только лично господину знахарю в руки. Дескать, ему позарез надо с вами поговорить.
– Надо ему, – проворчал знахарь. – Видали, какой барин. А почему он сам сюда не пришел?
– А его никто не согласился досюдова проводить.
– А дети старосты?
– Он их не пустил. Я подслушал, как дядька Мамуши советовался в саду с бабкой, – мстительно добавил Головастик, – послать старшего или не надо? Мокквисин его, говорит, силком не удержит, у нас уговор. А бабка сказала – все равно не пускай. Силком не удержит, так обманом. Он, говорит, любого ребенка может зачаровать – парой слов с ним перекинется, и парень сам захочет у него остаться…
– Ну уж, «парой слов», – пробормотал польщенный Кагеру. – Это преувеличение. А сам ты этого гонца что не привел?
– Прикажете – тогда и приведу, – не поддался на провокацию Головастик. – Почем мне знать – может, он имперский шпион.
Сихан ухмыльнулся.
– Ладно, пес с ним, со старостой, и с его парнями тоже. Расскажи, что за гонец?
– Такой, на хорька похож. Дерганый, словно у него шило в заднице. По платью – княжий слуга. На лбу белая косынка. Да он тут уже бывал, прошлой весной…
– А, так я его знаю – это доверенный слуга Имори! – оживился Кагеру. – Так… Говоришь, белая косынка? Траур, что ли?
– Во-во, траур. И в дом он не пошел, сел у старосты на веранде, чтобы дух неупокоенного мертвяка за собой не потащить. Чудно, что его гонцом послали. Ему бы взаперти сидеть до конца положенных дней, а он через всю страну…
Кагеру нахмурился.
– Придется нам всем развлечься – прогуляться до деревни, – сказал он, подумав. – Да, и тебе тоже, Мотылек. Тошнотник мне, возможно, понадобится, а одного я тебя тут не оставлю – вдруг опять «заблудишься»…
Так Мотылек наконец отправился в желанную Сасоримуру – правда, в компании Кагеру, Головастика и Тошнотника. Хорошо хоть Мисук не увязалась.
Гонец, тощий человечек в добротном дорожном кафтане, поджав ноги, сидел на веранде в саду у старосты. Перед ним стоял поднос с чайным котелком и двумя чашками. На краю веранды, свесив ноги, пристроился Мамуши, который о чем-то его расспрашивал. При виде Кагеру, входящего в калитку, староста сразу умолк и принял свой обычный скорбный вид. Гонец же встрепенулся и подскочил с таким видом, словно у него камень с души свалился:
– Наконец-то! – радостно завопил он. – Как я рад вас видеть, господин лекарь!
Кагеру поморщился от такого обращения, но гонцу кивнул благосклонно, ответил и на поклон Мамуши.
– Здравствуй, дружище… эх, забыл имя…
– Хасси, господин лекарь. Вы меня узнаете?
– Конечно, – Кагеру уселся рядом с гонцом, протянул свободную чайную чашку Мамуши, который безропотно налил ему чая. – С чем пожаловал?
– Ох, не спрашивайте, господин лекарь.
– Да что с тобой такое? – Кагеру внимательно взглянул в узкое лицо Хасси, до самых бровей прикрытое траурной повязкой. – Вижу, твою семью постигло несчастье…
– Кабы семью! – Хасси горестно сморщился – вот-вот заплачет, – оглянулся на старосту и прошептал: – Господина Имори убили!
За спиной Кагеру тихо охнул Мотылек. Сам знахарь помрачнел, но не очень удивился. Он тоже обернулся, взглянул на Мамуши:
– Э…
– Понял.
Староста еще раз поклонился и ушел в дом.
– И вы тоже брысь отсюда, – приказал Кагеру ученикам. – Идите в сад. А теперь, Хасси, давай письмо.
Доверенный слуга достал из-за пояса письмо, свернутое в трубочку и завязанное хитрым узлом. Дорогая бумага пахла дымом костра, мокрой кожей и, совсем слабо, любимым благовонным курением Имори.
– Рассказывай, – приказал гонцу Кагеру. – Да в подробностях.
– Господина Имори убили восемь дней назад, – начал Хасси, пока сихан распутывал узел. – Нашли утром в постели, мертвого, разрубленного чуть не надвое – от плеча до брюха. Я там не был, но слуги говорили – страх и ужас, все стены в кровище, пол в требухе…
– Я не про эти подробности спрашивал.
– …а у двери в спальню еще дежурили двое слуг, так их тоже… того. Одного вроде бы придушили, а другой и вовсе непонятно от чего помер. И нет никаких следов, что кто-то приходил, уходил, – а ведь спальные покои господина Имори на третьем этаже. Точно, бесы! Вокруг усадьбы высоченная стена, и двор полон стражи – господин стражу-то усилил, как раз накануне попросил своего сводного брата прислать отрядец человек в десять…