– Хуже, чем раньше? – с ужасом спросил Ким.
– На Иголку даже местные ходить боятся. А если и дойдете, – хладнокровно продолжал хозяин таверны, – в монастырь вас всё равно не пропустят. Монахи сами сторожат свою гору, глядите – могут и убить ненароком. Они, конечно, люди святые, но у них свои понятия о праведности…
– У меня есть пропуск, – надменно сказал Рей, погладив поясную сумку.
– Какой? Серебро?
Рей скользнул взглядом по алчным физиономиям тигроловов, встал из-за стола, расстегнул сумку и продемонстрировал всем свиток в кожаном футляре.
– Это рекомендация, – сказал он. – Письмо к настоятелю монастыря Каменной Иголки от настоятеля храма Маго с просьбой принять меня в общину.
– А-а-а… – протянули охотники, глядя на Рея куда более почтительно, чем прежде. – Совсем другое дело…
Довольный Рей сел на место, жестом подозвал хозяина.
– Что думаешь насчет тигра? – негромко спросил он. – Насколько это серьезно?
– Больно вы нужны этому тигру, – пренебрежительно ответил старик. – Ступайте смело. Он же не людоед, сам не нападет, если никто не будет спускать на него собак и стучать над ухом в пустое ведро…
– Насчет тигра – не беспокойся, брат, – сказал Ким. – Тигра я беру на себя.
Рей и хозяин таверны ухмыльнулись.
– Слыхал, парень, что мудрые люди говорят? На тигра в одиночку не ходят. Как поется в старинной песне «Охотник Шу»… – и старик громко пропел: – «Шу полуголый вошел в тростники – тигр добычу рвет на куски!»
Из-за соседнего стола отозвались одобрительным гоготом. Ким надулся.
– Привезу домой шкуру тигра – Сайхун удавится от зависти! – тихо сказал он.
– От всей души надеюсь, что тигра мы не встретим, – отозвался Рей.
Домой побратимы возвратились глубокой ночью, в сильном подпитии. Рей упал на кровать и мгновенно уснул. Ким уже почти последовал его примеру, когда услышал сквозь дрему, как кто-то окликает его по имени. «Приснилось», – решил Ким, но тут ему в лицо пахнуло холодным уличным воздухом. Ким открыл глаз – и увидел, что в открытое окно влезает человек в черном.
Ким подскочил как ужаленный, непослушной рукой нашаривая меч, который, как назло, затерялся под ворохом одежды.
– Это опять ты, бес?!
– Тихо, – прошептал лазутчик. Он проскользнул в оконный проем и встал у стенки, почти слившись с темнотой комнаты. – Выслушай меня, Ким. У меня есть к тебе небольшая просьба…
– Кто ты такой? Зачем меня преследуешь?
– Я тебя не преследую, – с досадой сказал лазутчик. – Просто шел мимо и подумал…
– А, так я тебе и поверил! Кстати – я не стал убивать Рея.
– Знаешь, мне все равно. Ты свой выбор сделал еще в Сонаке. А теперь…
– Кому ты служишь?!
Лазутчик еле слышно вздохнул:
– А что, обязательно кому-нибудь служить? Я здесь по личному делу.
– Ха! Какие личные дела могут быть у беса?
– Ну… свидание с девушкой.
Ким не выдержал и захохотал. Веселью способствовало и то обстоятельство, что он наконец нащупал под одеждой меч.
– Об этом я и хотел с тобой поговорить, – быстро продолжал лазутчик. – У этой девушки очень строгая мать. Она меня ненавидит и стережет свою дочь, как настоящая ведьма. Поэтому у меня к тебе просьба – если вдруг встретишь эту девушку, передай ей…
– Что еще за девушка?
– Ты ее встречал в Сонаке – она очень красива, и у нее тигриные глаза.
Ким сообразил не сразу, но когда вспомнил, то потерял дар речи от изумления.
– Передай ей, – быстро сказал лазутчик, воспользовавшись паузой, – что я ее люблю.
Ким раскрыл рот и закрыл его, не в силах вымолвить ни слова. Его одолевали противоречивые чувства, из которых основным почему-то оказалось нарастающее бешенство.
– Может, еще и письмецо от тебя передать?!
– Пожалуйста, – сказал лазутчик, и Ким с удивлением услышал в его голосе глубокую тоску. – Передай ей: что бы ни случилось, я всегда буду ее любить и никогда не отступлюсь. Даже смерть меня не остановит, даже ненависть. Запомнил?
– Запомнил, – сквозь зубы прошипел Ким, выхватил меч и бросился на лазутчика. Его душила ярость. В мгновение ока он оказался возле окна и нанес удар. Незнакомец даже не пытался увернуться. Легкий меч Кима, похожий на лист осоки, рассек его сверху донизу и вонзился в деревянный пол, не встретив сопротивления. Ким потерял равновесие и налетел прямо на противника. Его рука прошла сквозь тело лазутчика, как через густой темный дым. Ким отшатнулся, выпуская меч.
– Да ты действительно бес! – выдохнул он.
Глаза лазутчика оказались совсем близко. Самые обычные, человеческие, печальные глаза, так похожие на глаза самого Кима.
– Пожалуйста, передай, – в третий раз повторил он. – Это в твоих же интересах.
Не успел Ким ему ответить, как бес сделал шаг назад, вошел в стену и бесследно растворился в ночных тенях.
После урока колдовства в Скорпионьей Долине долго не происходило ничего интересного. Листья в лесу побурели, горные склоны стали невероятно красочными. Теплые, сухие, яркие дни чередовались с туманами, обложными дождями и промозглыми сквозняками по ночам. Потом, хуже того, начались ночные заморозки. Мотылек не привык к таким ранним ночным холодам – и отчаянно мерз. Он простыл, рассопливился и дрожал целыми ночами, не давая Головастику спать громким кашлем. Кагеру по поводу холодов заявил, что настоящий мокквисин к морозу и жаре равнодушен, а поэтому зимняя одежда останется в сундуках до первого снега. Одно утешение, и то сомнительное – зима тут, в Лесном Пределе, наступала чуть ли не на полтора месяца раньше, чем на островах дельты.
Между тем с каждым днем становилось все холоднее. Однажды Кагеру, выйдя утром на крыльцо, поскользнулся на ледяной корочке, свалился на землю, долго чертыхался и в конце концов велел мальчикам доставать теплую одежду. Ученики радостно распотрошили сундуки, извлекли на свет безобразные, пропахшие пижмой, некрашеные ватные куртки и штаны, ушастые войлочные шапки, толстые, объеденные молью вязаные носки с отдельным большим пальцем – их полагалось носить под всё те же неизменные кожаные сандалии, которые за лето и осень истрепались до дыр. Одежда, которая досталась Мотыльку, была детская, но сильно заношенная – должно быть, подумал он, раньше ее носил Анук или другие его неведомые предшественники. Летнюю одежду Кагеру велел упаковать в сундуки. Но прежде выстирать.
Ясным утром, в разгар листопада, Мотылек с Головастиком увязали всю летнюю одежду, а заодно и одеяла, в огромный тюк, отыскали в сарае вальки для стирки и потащили все добро на ручей. Из-за гор выглядывал край задумчивого осеннего солнца. По искрящейся воде плыли багровые листья, как павшие в битве воины.