– Хорошо. Если ты не безымянный бог – давай, убирайся отсюда. У меня тут не постоялый двор.
– Не надо издеваться. Ты сам знаешь, что я не могу уйти. У меня просто не хватит сил. Я умираю от голода…
– Да, умираешь – и не можешь съесть ни крошки. А знаешь почему? Тебе нужна особая пища. Я уже объяснил, какая…
Сахемоти что-то ответил полушепотом. Мотылек не расслышал. Он выскользнул из-под одеяла и подкрался к двери. Тут было слышно гораздо лучше.
– Повторяю еще раз, – бесцветным голосом говорил Сахемоти, – я ничего не помню, а на слово верить тебе, представь, не хочу. И сам ты, мокквисин Кагеру, мне не нравишься. Сдается мне, ты хочешь провернуть со мной ту же штуку, которую провернул с тем несчастным безымянным, что заточен у тебя в клетке в хлеву…
– А что, у тебя есть выбор? Ты ведь и вправду умираешь. Плохо бывшему богу воплотиться в умирающего странника… но еще хуже стать развоплощенным духом без надежды на новое рождение…
– Угрожаешь? – усмехнулся Сахемоти. – Богу?
– Бывшему богу, – поправил его знахарь. – Впрочем, извини. Мои слова – вовсе не ультиматум. Ты ведь и сам понимаешь, что других вариантов нет, что я действую тебе во благо. Безымянные боги умирают, их почти забыли. Многие погибли безвозвратно, большинство превратились в мелких квисинов, и их дни тоже сочтены. Какое будущее ждет тебя? Ты жив только случайными жертвами, которые приносят тебе безмозглые морские вани. С каждым днем ты все больше становишься им подобен. Вот твое будущее! Поэтому ты или согласишься на то, что предлагаю тебе я, или…
– Я не желаю крови, – отрезал Сахемоти.
– Ой, только не надо врать, что тебе не приносили человеческие жертвы!
– Я устал тебе говорить, что ничего не помню!
Кагеру помолчал и сказал тихо:
– Я ведь и без твоего согласия могу обойтись.
Сахемоти ответил не сразу.
– Ты меня боишься, мокквисин, – неожиданно сказал он. – Не уверен, что поймал нужного тебе бога. Не знаешь, кто я и на что я способен. И что ты способен со мной справиться. Что у тебя хватит на это умения и сил…
– Надо же, какой проницательный, – желчно ответил Кагеру. – Допустим, боюсь. А сам бы ты не боялся на моем месте? Если такой умный, загляни в меня еще раз и скажи – отступлюсь я от своего замысла или нет?
– Не отступишься, – сказал Сахемоти почти сразу. – У тебя ведь тоже нет выбора.
На следующий день Сахемоти, с трудом встав на ноги, зашатался, упал и больше подняться не смог. Кагеру вместе с Головастиком оттащили его на веранду и посадили там на краю, завернув в одеяло и подложив под спину другое, свернутое. Сахемоти иссох так, что уже почти не напоминал живого человека. Однако когда Мотылек с пустыми ведрами пробегал мимо крыльца, то с удивлением услышал его слабый голос:
– Эй, арен, подойди-ка.
Мотылек приблизился с некоторой опаской. Он не забыл подслушанный им ночной разговор. Правда, Сахемоти не казался ему страшным, и притом он был явно расположен к мальчику…
– В этом доме есть оружие?
– Оружие? – удивился Мотылек. – Ну… Пожалуй, ничего нет, кроме посоха учителя.
Сахемоти поморщился.
– А, еще моя кочерга! – вспомнил Мотылек.
– Можешь ее принести?
Мотылек кивнул и побежал на кухню за кочергой. По дороге назад он проверил пальцем острие. Со времени своего последнего побега он несколько раз украдкой точил конец железного штыря. Сознание того, что у него есть хоть какие-то оружие, добавляло ему уверенности в себе. А интересно, что скажет Сахемоти, когда прикоснется к железу… если он действительно квисин-оборотень…
– Спасибо, – прошептал бродяга, когда ему на колени легла железяка. – Ах, как хорошо!
Мотылек постарался не выдать своего облегчения. Учитель Кагеру был не прав – Сахемоти не квисин.
– С копьем в руках я даже чувствую себя сильнее, хотя вряд ли смог бы даже поднять его…
Сахемоти погладил кочергу и добавил, мальчишески улыбнувшись:
– Знаешь, иногда мне кажется – стань я сильнее, я бы натворил одним бесам известно что! Может, мокквисин и прав, и я на самом деле бывший бог.
Мотылек подумал, подошел поближе и сел на край веранды рядом с Сахемоти.
– Учитель приманивал вани на мою кровь, – заговорил он, взвешивая каждое слово. – Вместо вани пришел ты. Когда ты рассказал про то, что я арен, я все понял. А сегодня ночью я вспомнил еще кое-что. Когда учитель разговаривал с моей бабушкой, еще дома, он спросил, просватан я или нет. Оказывается, он уже тогда это затевал. Он и на Стрекозий остров наверняка приплыл не случайно. А мне врал, что хочет взять в ученики. Он все время врет. Ты ему тоже не верь.
– Зачем ты меня предостерегаешь? – Сахемоти повернул голову и взглянул на мальчика внимательными белесыми глазами. – Что если Кагеру прав, и я – вани?
Мотылек поколебался и сказал:
– Мой дед был шаманом. Служил безымянному Стрекозьего острова. А вани пришел забрать его душу и сказал: это мой храм и мой слуга. Я все думал – как такое могло быть? Дед был добрый, он никогда не стал бы служить вани. Может, он сам не знал, кому служит?
– Так не бывает, – усмехнулся Сахемоти.
– Ты не злой. И железа не боишься. Думаю, что ты не вани, а какой-то другой бог. Хороший.
– Не знаю. – Сахемоти прикрыл глаза. – Знаю только одно: завтра я, похоже, умру. Так что будь настороже. Мокквисин не позволит мне умереть просто так.
– Ну вот, – кивнул Мотылек. – Ты точно не вани. Вани не стал бы меня предупреждать.
Мотылек посидел еще немного, потом вскочил и убежал. Сахемоти проводил его рассеянным взглядом. Его тело настолько ослабло, что даже мысли струились медленно и лениво, как пересыхающий ручей. «Умный ребенок, – думал он. – Идеальный арен. А заметил ли ты, маленький умник, что твой учитель нарочно оставляет нас с тобой, не препятствует разговорам, поселил в одной комнате… Я вот заметил. Похоже, именно ты – то, что привело меня в эти горы. Я по-прежнему ничего не помню, но это уже не обязательно. Кто-то другой внутри меня смотрит на тебя, арен, и знает, что надо делать… А я не знаю, смогу ли, захочу ли сопротивляться, когда передо мной встанет выбор – ты или смерть…»
Сахемоти стиснул пальцы на кочерге. Выводила из себя отвратительная слабость этого убогого, ущербного облика; уже не тело, а все существо точил голод, который с каждым часом становился сильнее воли и разума. Он чувствовал одно – когда его руки лежат на железе этого самодельного копья, его дух становится спокойным и готовым к бою. Вот только с кем?
– Постойте! Святой отшельник!